easy rebel

[visible-karma]

001
Она стоит у зеркала и наносит уже третий слой помады на губы. Ярко-красный цвет делает их похожими то ли на бутон цветка, то ли на открытую рану. Окно распахнуто и отвратительно пахнет весной.
Она ведет себя нагло и грубо. И Дитриху хочется сказать: «Ты вся в отца», только она не поймет.
На ней короткие джинсовые шорты с неровными краями и белая майка, на которой черной краской намалевано «Бог умер». И она даже понятия не имеет, откуда эта фраза. Глупая маленькая девочка, которая думает, что держит все под своим контролем.
- Все очень серьезно, Соня.
- Мне дел до этого нет, Зорич. Я танцую в твоем паршивом баре, а не служу в твоей армии.
Дитрих сидит на неубранной кровати. В ее комнате всегда бардак. Она больше похожа на берлогу какого-нибудь парня, чей род занятий простирается от воровства до продажи сэндвичей. Такая комната никогда не является домом. Это перевалочный пункт. Грязный лагерь беженцев у границы.
- Где ты была утром? Опять в кино? Марк сказал, что ты снова отказалась ехать.
- В жопу бы шел твой Марк. До дома я и сама в состоянии добраться.
В такие моменты она выглядит даже слегка вульгарно. Такое чувство, что Бог собирал ее из разных чужих осколков. Ничто в ней не вяжется друг с другом. Ее еще почти детские девчачьи черты лица и ее жесткий взгляд. Ее вполне сформировавшиеся женские формы на ее худеньком теле. Ее мягкий голос и ее бесконечные ругательства и проклятия. Она не похожа ни на кого здесь, и каждый новый день она не похожа на саму себя.
- Что случилось с Летте? – вдруг спрашивает Дитрих и Соня замирает у зеркала, откладывая, наконец, помаду. Она слегка прищуривается, так, что напрягаются веки, и прячет руки в карманы. Это странный вопрос. Здесь все знают, что случилось с Летте. По крайней мере, все считают, что они знают.
- Его зарезали какие-то ублюдки.
Она говорит это как ребенок, который еще не научился врать. Или уходить от прямых ответов. Как ребенок, которому пока проще сказать очевидное, чем выдумать что-то.
- Летте был хороший мужик. Мы были очень дружны, мы были даже партнерами, можно сказать. Он был тут грозой. К нему так просто не подступиться было. Только вот, отчимы не всегда обходительны с приемными дочерьми, да, Соня?
Дитрих смотрит прямо ей в глаза. Сейчас они кажутся ей еще темнее, чем обычно. Его выражение лица – еще более угрожающим.
Его пиджак из плотного драпа и выглаженная рубашка, его темные волосы, его легкие морщинки вокруг глаз и на лбу, его улыбка – все это называют «располагающая внешность». Глядя на него, так сразу и не скажешь, что он занимается чем-то противозаконным. Пристальный взгляд, напряженные скулы. Может, директор гимназии. Может, хозяин лавки. Глядя на него, не почувствуешь инстинктивной опасности. Внутренний голос теряет дар речи в его присутствии.
- Он, вроде, хотел отправить тебя на панель? – Дитрих усмехается, прикуривая сигарету.
Убийцу Летте так и не нашли. Ни предположений, ни свидетелей. Полицейские даже не лезли в это. Это закрытая зона. Здесь разберутся свои. Вот только никто так и не разобрался. Чертов Летте, грязный алчный подонок, ее отчим, ее единственная родня. Человек, защищавший ее от всего дерьма этого мира и человек, использовавший ее, двенадцатилетнюю, наркокурьером. Человек, покупавший ей конфеты и человек, бросавший ее одну, без пфеннинга в кармане, в пустых съемных клоповниках на недели, пока решал свои проблемы. Чертов Летте, чьего настоящего имени здесь уже никто не помнил – только эту кличку. Его тело в луже крови в их доме, его губы в бордовой полузапекшейся жиже, его последнее слово. Его последнее слово было «отец».
- Пошел ты, Зорич.
Это все, что она может сказать. Все, что она успеет сказать, пока не дрогнули губы.
- Мне нужен подкоп к этим ублюдкам. И будем считать, что мы договорились.
Дитрих встает, сунув одну руку в карман брюк и, затушив сигарету, выбрасывает окурок прямо в окно. Он прислоняется к облезлому подоконнику и смотрит на Соню открытым спокойным взглядом.
- Хочешь мороженое? – говорит он.
Уже в кафе, доедая порцию, Соня смотрит на него, постукивая ложкой по своим губам, и спрашивает: «Что можно делать в западне, Зорич?»
У Дитриха взгляд человека, застигнутого врасплох.
- Не знаю, - отвечает он.