this battle will be won
old, re-edited, unfinished
***
Лазурный берег нравился мне с детства и совершенно не ассоциировался с пафосом и шиком, привезенными туда туристами вместе с дорогими яхтами и мехами в двадцатипятиградусную жару.
Ребенком я часто приезжал к двоюродной тетке в Эз, рыбачил с дядей, лазал по горам и строил шалаши из пальмовых веток.
Когда в очередной раз меня начинало подташнивать от Парижа, я ехал на побережье. Лучше всего здесь ранней весной, когда уже стоит теплая погода, а поток туристов еще невелик.
Здесь были места, которые мне не хотелось делить ни с кем. И, тем не менее, я приехал сюда с Ником.
Я продолжал сходить с ума, а он продолжал появляться в моей жизни в самые нужные моменты, не спрашивать лишнего и варить кофе. В благодарность я позволял ему оставлять зубную щетку в моей ванной.
Я считал его своим другом, он меня – любовником. У всего этого был какой-то омерзительный привкус нездорового дежа вю.
- Еще полудня нет, - он скептически смотрит на меня, едва официантка, которой я заказал бокал красного вина, удаляется от нашего столика.
- Смотря где, - с издевательским прищуром отзываюсь я, прикуривая сигарету.
Он на неопределенное мной количество лет младше меня, он повернут на белых рубашках, и, по его рассказам, держит небольшую кондитерскую в Монтрё. Он выглядит как правильный французский мальчик, отучившийся в Сорбонне на «отлично» и выгодно распорядившийся родительскими капиталами.
Банальный приторно сладкий портрет успешного человека готов. Но ему нравилось разрушать стереотипы и самого себя.
Господи, Никки, надеюсь, ты хотя бы не любил меня.
Я перелистываю страницы книги – беседы Трюффо с Хичкоком - и пальцем спихиваю очки на нос.
Солнце начинает слепить.
- Чем займемся сегодня? – спрашивает он, прекрасно представляя, что, независимо от моих ответов, все кончится, как и всегда.
Я проведу вечер в компании непристойно легкомысленных девиц, а он проснется раньше меня наутро и будет складывать разбросанную по полу одежду.
- Поехали в Ментон, - говорю я.
***
- И знаешь, что, Ник, меня тошнит от женщин и от тебя меня тоже тошнит! От твоей услужливой мордашки! От этого «я-готов-тебя-понять» выражения лица. Ни хрена ты не готов, Ник. Ты готов, блядь, только ждать, когда я спущу штаны и дам тебе отсосать. Вот он смысл, Ник. Делать вид, что пропасть осталась за нашими спинами, когда она под нашими ногами.
Улица пустынна, а редкие туристы, едва показавшиеся на перекрестке, спешат свернуть в ближайший проулок.
Я практически ору, сотрясая эти вековые стены ругательствами, плевав на то, что посвятил некоторое количество невидимых ушей в подробности своей личной жизни.
Теперь Ник смотрит на меня растерянно, словно несправедливо отруганный ребенок. Для полноты наслаждения мне хочется только дать ему в челюсть.
Я чувствую, как предательски щекочет в носу, как сводит скулы. Я снова вижу его лицо. В скрипе вывески и трепетании шторы в открытом окне мне слышится его чудовищное баварское произношение. Мне чудится аромат его духов, который я не встречал с тех пор. Черт знает, что это была за марка.
Я бью себя по щекам.
И до слез хочу на Александрплатц.
***
- И как его звали?
Уже глубокая ночь и, кажется, прошли пара дней. Конечно, разругавшись в Ментоне, мы вернулись не в Париж, а в гостиницу.
Мы сидим на пляже в Ницце, так темно, что моря не видно – его только слышно. Холодные камни вполне заменяют лед для стоящей между нами бутылки шампанского.
Я запахиваю куртку и лезу за сигаретами.
- Какая тебе разница?
- Люблю детали.
Он говорит это так простодушно, что сопротивление бесполезно.
- Курт. Курт Штеммер.
***
Не знаю даже, читал ли ты эту книгу. Наверняка, читал. Ты же ведь отличник. Если долго смотреть в бездну, бездна начинает смотреть в тебя.
Тебе хватило и пары секунд.
Утру лучше было не наступать. Ну или тебе не стоило забывать свою бритву и подниматься в номер. Обнаруживать меня, сидящим на диване, с мобильным телефоном в руке, на дисплее которого еще отражался входящий вызов с немецкого номера.
Черт возьми, Ник, да почему же ты ни разу не предложил нам убраться на какие-нибудь Балеарские острова. Я бы ведь не имел ничего против.
Я бы побежал со всех ног.
***
Мне кажется, обычные человеческие эмоции были здесь просто неподходящими. Это все равно, что с линейкой мерить глубину океана. Это была космическая катастрофа, и оставалось только ждать, когда тебя поглотит черная дыра.
Я лежу на полу и курю, кажется, третью сигарету подряд. У меня ощущение, что я чертовски пьян, хотя за ночь я впервые за долгое время не выпил ни капли алкоголя. Мне хотелось разрыдаться, выпустив из себя разом всех демонов, скопившихся внутри за эти неполные десять лет.
Я вернулся в номер под утро, хотя мне хотелось остаться там, где я провел эту ночь, навсегда.
За окном могли бы грохотать танки, бушевать ураганы – я не придал бы этому значения.
Я продолжил бы любоваться его силуэтом, чертами лица и вдыхать его запах до полного умопомешательства.
***
- Если это правда ревность, Ник, то… К чему это? Ты же прекрасно знаешь, что я… - я обрываю сам себя на полуслове.
Что я не люблю тебя, Ник. Вот что я должен бы сказать.
Я не люблю тебя, Ник. Ты осточертел мне. Потому что мне надоело выдавать тебя за своего друга, хотя для меня ты именно им и являешься. Мне осточертела вот эта правда, помноженная на правду, в результате которой получается ложь.
И в один прекрасный день, Ник, ты, наконец, заберешь свою зубную щетку из моей квартиры и исчезнешь из моей жизни. Тебе придется это сделать самому, потому что я-то тебя никогда не выставлю. А потом я почему-то уверен, что однажды таки увижу тебя с женой и детьми, прогуливающимся в Бют-Шомоне или Тюильри.
Я надеюсь, что ты никогда не расскажешь мне, что тебя держало рядом со мной эти месяцы, и мне будет над чем размышлять до старости, строить гипотезы и догадки.
Это до омерзения банально, Ник, поэтому я тебе этого, извини, никогда не скажу.
Но у меня нет никакого желания начинать новую жизнь.
***
Запах выветривается быстрее, чем можно предположить. Запах выветривается, и по ощущениям это похоже, как если бы сходила кожа. Черт его знает, какого это, кстати. Но это точно делает человека совсем беззащитным. Его плоть и кровь, все внутренности его организма теперь уязвимы. Если тебя настигает запах – та же история. Ты безоружен. И когда он испаряется, какая-то часть твоей души начинает разлагаться.
***
Нам остается только пуститься в ностальгические рассказы. Вспоминать места, где мы уже вряд ли окажемся еще раз вдвоем. Вспоминать людей, которых уже нет в наших жизнях, общих знакомых, людей, чьи лица мы помним с трудом или слишком хорошо.
Выцарапывать из-под кожи эти ценные крупицы, вытаскивать осколки общего прошлого, словно занозы.
Только к чему нам эти операции в полевых условиях, Курт?
- Это все не имеет больше значения, Курт. За давностью лет. К чему вообще все эти якобы искренние беседы? Ты был моим лучшим другом, Курт. Не приятелем для пивной или футбола, ты был частью меня. Я заботился о твоем отце, как о своем собственном, а родному звонил едва ли раз в месяц. Я, дурак, правда, думал, что когда-нибудь мы, семидесятилетние, будем гулять в Тиргартене с собственными внуками и вспоминать жизнь, которую мы разделили. Черт возьми, я любил тебя, Курт. Просто по-человечески любил. Ты же должен понимать, что я тебя ненавижу? Хоть это ты понимаешь?
***
Он проглатывает мой издевательский тон, не огрызаясь, и просто повторяет: «Давай просто уедем, прошу тебя».
- Подай халат, - говорю я ему после паузы.
Ник прислоняется спиной к косяку двери, тяжело выдыхая, словно он сейчас провалил многомиллионную сделку, а потом как-то равнодушно бросает мне халат.
- Я попросил тебя. Я не часто тебя о чем-либо просил. И вот я просто…
- Уезжай один, если хочешь, - перебиваю его я.
Я думаю, что он, пожалуй, даже не заслуживает таких слов. Но все равно говорю их.
- И кто останется на твоей стороне, Тристан? – говорит он.
***
Эти редкие мгновения, когда в нем просыпается, если не бунтарь, то хотя бы стойкая личность всегда застают меня врасплох.
Я даже зауважал тебя в этот момент, Ник. Эти вызывающие вспышки проявления характера шли тебе куда больше желания принадлежать кому-то.
- Я не совсем дурак,Тристан, чтобы думать, что, заглянув в твое прошлое, я еще могу задержаться в твоем настоящем. Что уж там про будущее….
***
Курт лезет за сигаретами, обходит меня кругом и садится прямо на тротуар. Круазетт еще немноголюдна в этот час. Он задирает голову и смотрит на меня некоторое время. Словно крик о помощи застрял у него в глотке.
От теплого морского воздуха Канн начинает нести ноябрьской промозглостью Берлина.
@темы: [fiction]:original, [pictures]:casting, [category]:slash, [rating]:R