status: in processЕе зовут Ульрика Иргендво и ее поезд едет очень быстро. Это имя она придумала себе сама. Собственно, как и всю свою жизнь. Это имя – первое пришедшее в голову слово. Оно вертелось на языке, оно было ответом на все вопросы.
Если посмотреть на нее, можно подумать, что она едет в командировку. Она едет на деловое совещание. Во Франкфурт. Или Штуттгарт. Или возвращается с конференции из Бонна. На ней строгий деловой костюм. Тщательно выглаженные брюки. Видно, что ткань дорогая. Ткань ровно облегает ее тело, не оставляя неуклюжих складок. Ее тело неидеально, но красиво. Оно пропорционально. Оно стройно. У нее аккуратная стрижка. Длинное каре с прямой челкой. У нее очень светлые волосы. Почти белые. На ее лице почти нет косметики. Разрез ее глаз, ее губы, ее скулы – они хороши сами по себе. Любое вмешательство только испортит их.
На вид ей что-то около сорока лет. Скорей всего, у нее есть муж. Скорей всего, у нее есть дети. Две чудесных крохи. Скорей всего, два мальчика. Они с мужем решились на детей недавно – до этого не позволяла работа. До этого они еще были не готовы. На выходных они устраивают барбекю в саду. Они катаются на велосипедах. Сейчас, пока она едет в поезде, она скучает по ним.
Если посмотреть на нее, все это невольно пронесется в голове. Вы невольно подумаете об этом, увидев ее. Вы выйдете из поезда на центральном вокзале, так и не узнав, что все это неправда. Вы потеряете ее из виду и перестанете о ней думать. Она обманывает людей, даже не прилагая к этому усилий. Вы никогда не узнаете, что заблуждались в ней. Ее зовут Ульрика Игрендво и ее поезд останавливается на небольшой станции. Спустя двадцать лет ее поезд едет в обратную сторону.
1.1.
У Ларса очень светлые глаза. Почти прозрачные. Отец говорит ему, что они почти как у его матери. Это то немногое, что отец вообще говорит Ларсу про нее. Сейчас Ларс понимает, что просто отец знает про его мать, не больше, чем он сам. Ларс не помнит ее вообще. Отец говорит, что Ларсу было два года, когда она уехала. До восьми лет он думал, что его мама в экспедиции. Так говорил ему отец. Он думал, что его мама где-то в Азии. Она ищет пропавшие города, она фотографирует древние храмы. Они с отцом листали разные книги, отец читал ему вслух, они разглядывали снимки с раскопок: камни, черепки, кости, медные и золотые побрякушки. И Ларс живо представлял себе, что его мама сейчас где-то там, прячется за этими картинками.
Она присылала ему открытки. Она писала ему: «Мой маленький мальчик, я очень люблю тебя. Слушайся папу». Ларс хранил их в коробке из-под карамельных конфет. Он нюхал каждую открытку, в надежде почуять запах солнца, запах песка, запах мамы. Она не присылала фотографий. Ларс с трудом представлял себе, как она выглядит. У отца был всего один снимок. Отец говорил Ларсу, что, когда он был еще совсем крошечным, они переехали, и пакет с фотографиями потерялся. Вероятно, они забыли его впопыхах.
Она не звонила им. И отец говорил Ларсу, что там, где мама – нет телефонов. Там нет цивилизации. Он рассказывал сыну, что там нет закусочных, людей, автобусов, школы, телевизора, там нет горячей воды, ванны, микроволоновки.
- Представь, что ты не можешь поиграть в приставку,- рассказывал отец. – И негде смотреть мультики. Забудь о шоколадных кексах. Вот так. Там очень непросто.
- Там здорово. Я хочу к маме.
Ларсу исполнилось пятнадцать. Это как раз был его день рождение. В доме не было гостей. Ларсу было некого пригласить особо. У него не было своей компании, у него не было лучших друзей. Врагов у него тоже не было. Он думал, что ребятам будет скучно. Он стеснялся позвать кого-то из девчонок. Он был уверен, что никто и не помнит, что у него день рождение, поэтому прогулял школу. Ему не хотелось чувствовать себя неловко. Если кто-то в классе спросит его об этом завтра, он небрежно скажет, что отец дал ему денег, и он с друзьями отлично развлекся в городе.
Стол был не слишком праздничный. Просто обычный ужин, только с десертом. К ним приехал Йонас. Брат матери. Он жил в другом городе, и они общались довольно редко, но он приехал на пятнадцатилетие Ларса. Было даже довольно весело. По крайней мере, не так паршиво, как Ларс ожидал.
А потом отец сказал, что Ларс должен знать кое-что важное. Ларс уже взрослый.
- Твоя мама…- сказал Йонас. – Мы не знаем, где она, на самом деле.
- Просто пойми, Ларс, пока ты был маленьким… Мы не могли сказать это тебе.
- Эти открытки… Я писал их тебе, Ларс.
- Мама просто ушла. Она была непростым человеком, Ларс. Я не хочу сказать про нее ничего плохого, но она не вспоминает о нас.
На улице ночами уже довольно холодно. Особенно у реки. Камни совсем ледяные – кажется, будто сидишь на осколках льда. Вкуса первой в своей жизни сигареты Ларс не помнит.
Отец не побежал за ним. Он прекрасно понимал, что сын вернется сам, но видеть его слез ему совершенно не хотелось.
Еще одна бутылка шнапса закончилась довольно быстро. Они с Йонасом сидели на ступеньках дома и допивали его прямо из горла.
- Последний раз я говорил с ней полгода назад, - голос Йонаса совсем глухой. – Она трахалась с кем-то в Люксембурге.
2.2.
Конечно, это называлось «реабилитация». Это называлось «мы хотим вам помочь». Это подавалось с улыбкой и свежим соком из апельсинов.
В отличие от других пациентов Ульрика прекрасно понимала, что это психиатрическая клиника. В отличие от других пациентов Ульрика была более, чем в себе.
Когда все это началось? Раньше, чем предполагал доктор. Раньше, чем Ульрика успела это заметить.
Париж. Ульрике четырнадцать лет. Ее отец празднует день рождение. Здесь вся его семья. Его друзья, его партнеры. Его сын, крошка Йонас, он такой трогательный в этом костюмчике. Малыша окружают люди, высокие мужчины, они пьют коньяк и смеются. Отец треплет крошку Йонаса по плечу и говорит всем: «Это мой сын! Он будет великим». Его старшая дочь Линда – она выделяется на фоне разряженной публики. У нее растрепанные волосы, на ней невзрачный серый свитер. Отец смотрит на нее осуждающе. Ей двадцать лет, и она проводит научное исследование. Линда рассказывает: «Будущее солнечной фотоэнергетики намного перспективней, чем думают многие. Монополисты пытаются сдерживать разработки, те, кому принадлежат нефтяные запасы, но энергетический прогресс – это лишь вопрос времени».
Эти мужчины слушают ее и думают: «Спала ли девчонка уже с кем-то?». Йонас – папин любимчик. Линда – личный проект успеха их матери. Ульрика здесь почти лишняя. Она уже выросла из того возраста, когда умиления окружающих достаточно, чтобы оправдывать свое существование. Она еще не совершила в жизни ничего успешного. Она просто следует указаниям. Ее мать говорит ей: «Получи направление в гимназию!». Потом она скажет ей: «Получи абитур с высшим баллом!». Потом она сама отправит его в университет и вручит Ульрике только письмо с поздравлением о зачислении.
Ее мать всегда учила ее не бояться. Это означало – иди вперед, ставь цели, не задерживайся, не оглядывайся. Задавай вопросы, не бойся спрашивать все, что тебе нужно знать для следующего шага к успеху.
- Ульрика, ты выполнила домашнее задание? Где подпись твоих родителей? – спрашивает ее учительница.
И Ульрика отвечает: «Когда вашего мужа перестала возбуждать ваша задница?»
Следующий шаг – ее исключат из школы, и родителям придется искать новую. Не факт, что она будет лучше, но пара свободных дней Ульрике обеспечены.
Ульрика всегда понимала все по-своему. Честно говоря, Ульрика всегда говорила на разных языках со своей матерью, хоть это и был средне-немецкий.
Это все еще Париж. Ульрика стоит в стороне и смотрит на людей из-под длинной челки. Линда уводит ее на балкон. Она стоит перед ней и нервно натягивает рукава свитера, пряча ладони.
- Знаешь, малышка… Загляни в будущее. Ты видишь себя? – Линда резко замолкает и отрывает катышки с серой шерсти. – Кстати. Его звали Паскаль, - вдруг продолжает она. Ульрика стоит, все еще чувствуя себя нелепо в этом платье, с этим бантом в прическе, и молча смотрит на сестру. Она думает, что Линда бредит. Она думает, что Линда умудрилась перебрать шампанского.
- Мне так нужен был мамин совет. Малышка, тебе ведь иногда нужна мама?
И Ульрика качает головой.
- В понедельник у меня встреча с профессором, - Линда снова меняет тон. Ее голос становится твердым, а речь быстрой. – Я должна показать ему новую главу. Знаешь, что я там написала, малышка? Трахай свою ебаную энергетику сам! Ой, - спохватывается Линда, поджимая губы, и торопливо добавляет. – Тебе нельзя слушать таких нехороших слов, малышка. Закрой ушки. И глазки. Мы не скажем маме, ладно?
Ульрика недоверчиво смотрит на сестру. Ей уже откровенно скучно. Но она слушается. Она накрывает ладонями уши. Она опускает веки.
Она открывает глаза, когда на балконе уже люди. Она открывает уши под звуки сирен. Парижская ночь резко пахнет успокоительными каплями и безнадежностью. Все-таки это был девятый этаж.
Спустя шесть лет Ульрике двадцать. Спустя шесть лет она студентка престижного университета. Считай, твоя жизнь уже удалась. Дальше будет только лучше. Это была просто вечеринка. Ульрика берет бутылку шампанского и разбивает ее о голову своего приятеля. Она тушит сигарету о коленку девушки с отделения политологии. Она хватает за волосы ее подружку и швыряет на пол. Та падает неудачно, рассекая себе щеку о стол, и тут же начинает орать. Ульрика со всей силы наступает на бедро сидящему рядом парню. На ней изящные туфли с двенадцатисантиметровой шпилькой.
Спустя пару минут охрана клуба приходит в себя.
Конечно, это называлось «реабилитация». Это называлось «мы хотим вам помочь».
- Мы понимаем вашу ситуацию. Ваша дочь пережила шок в подростковом возрасте, в связи с гибелью сестры… К сожалению, пережитое однажды сильное потрясение может вызывать стрессовые рецидивы в дальнейшем, но при правильной терапии это поддается почти полному искоренению.
Так говорит ее родителям доктор.
Правильная терапия это – таблетки. Штук пять разных колес в день. Это когда все относятся к тебе снисходительно – как к душевнобольному. Это когда уборщицы смотрят на тебя с жалостью. Правильная терапия – это учебники, которые передают родители доктору с формулировкой: «Мы не хотим, чтобы она пропустила семестр».
Это учебники, которые доктор передает Ульрике с формулировкой: «Вам не стоит замыкаться здесь – продолжайте прежний образ жизни».
Доктор улыбается так, что хочется врезать ему в челюсть. Как-то утром он говорит: «Ульрика, поверьте мне. Терапию надо довести до конца. Вас не держат здесь насильно – вы можете уйти, но готовы ли вы к этому?»
Это было предложение, от которых не отказываются.
-
-
08.11.2009 в 18:09-
-
08.11.2009 в 18:15спасибо.
только в немецких фильмах по-настоящему умеют снимать солнце.
я не могу тебе объяснить причем здесь эти слова, но они очень причем.
спасибо, друг.
-
-
09.11.2009 в 13:56спасибо, Норма