this battle will be won
upd10.~11~
- Это кошмар, - уверенно и абсолютно спокойно говорю я и сразу лезу за сигаретами. Последнее время я курю чудовищно много. На улице идет снег. Совсем мелкий, будто кто-то муку с неба сыпет. Будто Бог решил испечь нам булочек и хоть так утешить.
- Почему? Им все понравилось, - следом за мной выходит Дуглас, запахивая пальто.
- Дуг, вот скажи мне. Я архитектор или девочка-модель на выставочном стенде, чтобы говорить чужими словами и улыбаться? Я думала, это будет мой проект – от начала до конца. Я придумала каждую деталь. Ты помнишь вообще, как он начинался? Что было в этих чертовых пресс-релизах? Уникальный пример сочетания роскоши с демократичностью. Киноклуб, где всех объединит любовь к искусству! – передразниваю я. – И что? Я строю очередной золотой унитаз для парламентариев и друзей Абрамовича? Впрочем, это одно и то же…. – я машу рукой и выпускаю дым сквозь зубы.
- Кстати, его ждут на открытии, - негромко добавляет Дуг, глядя себе под ноги.
- Прекрасно, - я только развожу руками.
- Ты почти справилась. Осталось уже немного. Твой проект все равно отличный…
- Это уже не мой проект! – резко отзываюсь я. – Сколько поправок в нем уже было! И Адамс… он обещал мне поддержку, он одобрял все мои предложения – и сейчас? Он в очередной раз выставил меня круглой идиоткой, которая не прислушивается к указаниям начальства! Дуг, понимаешь, я ничего не чувствую к тому, что я делаю… - я пытаюсь заглянуть ему в глаза.
- Ладно, поехали, - снова бубнит он и идет к машине. Я остаюсь стоять на месте, поджав губы, докуриваю сигарету и иду к машине только тогда, когда Дуглас уже высовывается из окна и зовет меня.
Я думаю, что этот проект ведь был единственное, за что я могла удержаться. Единственное, куда я могла спрятаться каждый вечер, засиживаясь в офисе допоздна. С Шоном мы, конечно, разъехались. Точнее, он просто собрал вещи и сказал, что одной мне будет лучше. И, если что, я знаю, где найти его. После той почти бессонной ночи, что я провела у Рамона, после встречи с советом директоров на работе у меня даже не было сил рыдать, когда я увидела Шона сидящим на чемодане в прихожей.
Наверно, я выглядела так, будто мне все равно. Возможно, так оно и было. Теперь пару раз в неделю мы кидаем друг другу смс, чтобы просто узнать, как идут дела. Словно университетские приятели: с одной стороны, вам уже и не о чем поговорить, но с другой – несколько лет вы провели за одной партой.
- Твой парень все еще в командировке? – спрашивает Дуг, принося мне чай, когда мы уже возвращаемся в офис.
- Ага.
- Вторую неделю?
Я поднимаю глаза и несколько секунд устало смотрю на него.
- Командировки бывают разные, - отвечаю я, насыпая в чай сахар из пакетиков. – Подай сливки, пожалуйста.
- Не хочешь сходить в субботу на «Куинс Парк»? – спрашивает Дуглас, протягивая мне коробочку. – Ты, кажется, интересуешься ими.
Я отрицательно качаю головой, рисуя карандашом что-то бессмысленное на бумаге. Линии выходят такие же путанные как мои мысли. Я думаю, а без Шона мне ведь, правда, одиноко. В памяти почти не остается воспоминаний о том, чем он меня раздражал. Я думаю, что, возможно, мне стоило быть просто более открытой по отношению к нему. Мне стоило разговаривать с ним, а не с самой собой.
«А, к черту!» - я сминаю лист бумаги и бросаю его в урну. – «Это не более чем эгоизм. Просто возня с мусором и сломанной кофеваркой – теперь целиком твои проблемы».
- Ну и что, снова просидишь субботу в офисе? – с сухой ухмылкой спрашивает Дуг.
- А какого черта ты разговариваешь со мной в таком тоне?
Дуглас вздыхает.
- Ты должна давать себе отдыхать, Эстер. Иначе эта работа сожрет тебя до конца. Уж поверь, - Дуг усмехается, а потом корчит рожицу, изображая монстра, который, видимо, должен съедать непослушных архитекторов.
Я думаю, что ответить, кривя губы в легкой улыбке, но тут на мой мобильный приходит сообщение. И, не без вздоха облегчения, я отвлекаюсь от разговора с Дугласом.
Это смс от Майлза, и я даже немного удивляюсь.
«В районе субботы ожидается апокалипсис».
У меня руки так и чешутся ответить ему: «Как ты догадался?!», но в итоге я выхожу из кабинета и перезваниваю.
- Ну и что случилось? – говорю я в трубку, прислоняясь спиной к стене.
- Майя расстроятся…
- Что?
- Я говорю, майя расстроятся. Они ведь рассчитали все к 2012…
- Мааааайлз, - страдальчески гнусавлю я. – У меня уже было довольно хреновое утро, которое убило все настроение. Поэтому скажи нормально, а?
- Семейный обед.
- В субботу?
- Ага. Отец позвонил мне сегодня. Срань невообразимая, мы только вчера вернулись из тура. Они что, на сайте «Сана» сидят? Или на моем «Твиттере»? И только не говори мне, что они и так помнили, когда я приезжаю! – вставляет брат, прежде чем я успеваю что-либо возразить.
- Дерьмо, - со вздохом шепчу я. – Семейные обеды – это вот как раз то, чего мне не хватает сейчас, чтобы почувствовать себя совсем убожеством…
- Расслабься, удар придется, как обычно, на меня…
- Не уверена… Ладно, так что там, в субботу…
- В семь.
- Запишу в ежедневник. Не напивайся только заранее, как в прошлый раз.
- Боюсь, в процессе я не успею…
- Майлз!
- Терри…
- М?
- Я чертовски по тебе соскучился…
Он говорит это совсем другой интонацией, тише и глуше, чем все остальное. Я помню этот его голос еще с детства, когда мы лежали летними ночами на ферме у дяди, глазели в черное небо и сочиняли всякие истории, а потом рассказывали их друг другу от имени разных людей.
Я вижу на другом конце коридора Адамса и понимаю, что мне надо бы вернуться в кабинет.
- Ладно, Майлз, до субботы тогда, - торопливо бубню я.
Я сажусь за свой стол, закрываю на пару секунд глаза ладонями, а потом оборачиваюсь к Дугу. Он что-то сосредоточенно высчитывает.
- Эй, чего ты там говорил насчет «Куинс Парк»?
Дуг резко поднимает голову, смотрит слегка непонимающе буквально мгновение и расплывается в улыбке.
Мой единственный способ пережить субботу – это совершить то, что я запретила Майлзу. Напиться заранее. Ну или хотя бы попытаться.
upd11.~12~
В субботу погода стоит на удивление хорошая. Просыпаясь, я даже улыбаюсь. Смотрю на чистое небо за окном, высовываюсь наружу, вдыхая холодный свежий воздух, не боясь замерзнуть, потом брожу по дому в майке и трусах, не спеша одеваться. Я сижу на кухне, щелкая по каналам, и жую кусок хлеба. С тех пор как Шон исчез из моей жизни, я чудовищно разленилась в быту. Мне даже лень поджарить тосты. Я думаю о том, что куплю кофе по дороге, перекушу днем с Дугом, ну а вечером нормально поужинаю у родителей. Хоть какая-то польза от этой встречи должна же быть. Я смотрю на бутылку вина с плохо скрываемым вожделением, но уверенно отхлебываю сок из пакета.
Под предлогом того, что мне придется ехать на машине, я все-таки отказываюсь от мысли надраться прямо с утра. Тебе не семнадцать лет, Эсти, чтобы проблемы решались алкоголем. Да и как-то по-человечески неудобно показывать себя перед Дугом еще хуже, чем он уже видел. Все-таки пить с коллегами по работе – дурацкая идея. Пить вообще лучше всего с тем, кому доверяешь. То есть в одиночку.
Мы встречаемся с Дугом прямо у стадиона. Он одет в куртку, джинсы и сиреневые кеды – типичная униформа уикенда. Но я с легким удивлением отмечаю про себя, что вижу его в таком виде впервые – и, надо сказать, такой стиль идет ему больше, чем весь этот офисный псевдошик.
- Как дела? – спрашивает он, слегка откашлявшись и приобняв меня.
- Терпимо, - усмехаюсь я, и сразу говорю ему, что после матча мне надо будет уехать. На трибуне мы покупаем по куску горячего пирога и занимаем свои места. Время до матча еще есть, и я пытаюсь непринужденно болтать.
- В детстве мы частенько ходили на футбол… Тогда он был другим. Лучше что ли. Не знаю, как объяснить. В той игре был дух. Кстати, - я меняю интонацию, попутно стряхивая крошки с губ. – В последнем классе школы я встречалась с парнем из резерва «Арсенала». Самое позорное пятно моей биографии, ну, конечно, после того, как я встретила в гей-клубе своего преподавателя по философии. Тот парень, кстати, был наполовину ирландцем. Не выношу их, если честно. Горделивые задницы. Кин, кстати, был его кумиром. Ну, сегодня мы надерем «Ипсвич», - я ловлю на себе пару одобрительных взглядов от ребят сидящих ниже нас.
Дуглас улыбается.
- Ой, извини, - я запинаюсь. – Я слишком болтлива…
- Все в порядке, - Дуг по-доброму смотрит на меня. – Тебя интересно слушать… Мы с отцом тоже любили ходить на стадион… - продолжает он после небольшой паузы. - У меня же две старшие сестры, - Дуг усмехается. – Я был отцовским любимчиком – долгожданный наследник!
Матч начинается, и трибуны поднимаются с мест, чтобы сразу зарядить «Мы – «Куинс Парк Рейнджерс». Дуг подмигивает мне и тоже включается в хор. Я быстро дожевываю пирог и поднимаюсь следом. Я удивляюсь, откуда я вообще помню все эти кричалки, но ору так, будто я самый отъявленный фанат. Когда один из нападающих выходит почти один на один с вратарем «Ипсвича», я складываю ладони рупором и выкрикиваю: «Засади ему, чувак!», чем снова вызываю одобрительное улюлюкание парней рядом ниже. Дуг касается меня слегка удивленным взглядом. Мяч уходит на угловой, с которого рейнджеры и забивают, после чего стадион взрывается громогласным: «Мы – «Куинс Парк Рейнжерс! Лучшая команда, какую видел мир!», а мы с Дугом непроизвольно обнимаемся.
До перерыва время пролетает быстро, мы вместе с трибунами не умолкаем ни на минуту, продолжая выкрикивать одобрения рейнджерам и проклятия «Ипсвичу». Когда, наконец, звучит свисток, мы снова опускаемся на сиденья, одновременно закашливаясь, чтобы прочистить порядком надорванное горло.
- Да ты гроза стадиона, - сквозь смех говорит мне Дуг.
- Следую твоему совету – даю себе отдыхать, - пожимая плечами, отзываюсь я.
- Это правильно, - его лицо вдруг становится чуточку серьезней. – Нет, серьезно… Знаешь, все эти громкие слова о призвании и амбициях, весь этот как бы долг перед… непонятно кем… - все это чушь. Это просто работа. И не стоит преувеличивать ее значение.
Я слушаю его внимательно и думаю, что пару лет назад, когда я только пришла в наше агентство еще на практику, я бы спорила с ним до пены у рта.
- Может, ты и прав, - тихо говорю я. – Знаешь, наверно, я наивная дура, но я по другому себе представляла то, чем буду заниматься после университета. Моя работа казалась мне почти волшебством. Ты можешь создавать свой мир, ты можешь облекать свои мысли в материю. А никому, оказывается, твой мир и твои мысли не нужны… Я стараюсь не думать об этом проекте, но не могу… Мне обидно, Дуг. Просто обидно. Я так ждала его, а он не только не принес мне радости, но еще и разрушил все представление о том, чем я занимаюсь. Может, оно и к лучшему, - я вздыхаю.
Дуг ободряюще приобнимает меня за плечо и снова убирает руку, пряча ладони в карманы.
- Я был чертовски зациклен на работе. Так хотел отец, он ведь тоже архитектор. Мне нельзя было опорочить фамилию. Он убедил меня, что чертежи – это главное в моей жизни, и я, действительно, поверил, что если я не буду умирать за архитектуру, архитектура не выживет, - Дуг кривит губы в усмешке. – А сейчас он злится, что я только и болтаю о проектах и выставках и все не обзаведусь семьей в свои тридцать… Ну это вообще сложная ситуация, когда у тебя две старших сестры, выскочивших замуж еще в институте, - Дуг снова усмехается, потирая лоб.
Я киваю, не зная, что сказать, но, к счастью, звучит свисток, и Дуг поднимается с места, включаясь в аплодисменты команде.
Я сижу еще какое-то время, сосредоточенно глядя на спинку впереди стоящего сиденья, вздыхаю и встаю следом, прочитав прежде смс, пришедшую от брата, с просьбой захватить его из дома.
Матч заканчивается со счетом 2:0 в пользу «рейнджерс», ближе к концу второго тайма они забивают еще один гол с прекрасно разыгранной комбинации, и публика расходится со стадиона в более чем хорошем настроении, продолжая распевать командные песни. Мы с Дугом обсуждаем игроков и спорный момент со штрафным у наших ворот.
- Спасибо, что потратила время, - негромко говорит он, когда мы, выбравшись из потока фанатов на улице, добираемся до места, где я припарковала машину.
- Брось, Дуг, - я легонько толкаю его в плечо. – Мне было чертовски интересно! Спасибо, что позвал. А то последнее время, кроме офиса и дома я ничего не вижу… И мы все-таки надрали «Ипсвич»! – чересчур позитивно добавляю я.
Улыбнувшись, мы оба замолкаем, чувствуя неловкость от внезапной паузы.
- Ладно, тебе пора, - мягко говорит Дуг, прикасаясь пальцами к моему затылку и наклоняясь, чтобы поцеловать в щеку. Я чувствую, что что-то идет не так, когда, отклоняясь, он не убирает руки. Я не успеваю прочувствовать его взгляда. Но я чувствую его губы на своих губах.
Я не отвечаю на поцелуй, но и не отталкиваю его. Все это длится все пару секунд, и я просто опускаю голову. Дуг поджимает губы и рефлекторно отступает на шаг назад. Я так и стою, не поднимая на него взгляда.
- Мне не хватило сил не делать этого… - глухо и будто виновато произносит он. – Я…
- До понедельника, Дуг! – торопливо говорю я, натянуто улыбнувшись.
Я не готова слушать его сейчас. А себя и подавно.
- До понедельника, - почти одними губами повторяет он, и я сажусь в машину.
Сразу же завожу двигатель и выруливаю на выезд, стараясь не смотреть в зеркало заднего вида. Я надеюсь, что где-то на ближайшем перекрестке меня не стошнит собственным сердцем. Потому что бьется оно где-то в горле.
upd12.~13~
- Ты опоздала, - брат спускается со ступенек крыльца, выбрасывая окурок, и садится в машину. Он выглядит так, как будто и впрямь является примерным сыночком. Ничего вызывающего – причесанные волосы, выбритые щеки. Странно, что не нацепил на себя костюм.
- Ехал бы на такси! – огрызаюсь я и трогаю с места, едва он дверь успевает закрыть.
- Эй, полегче! – возмущается Майлз. – Нет уж, на эту Голгофу мы будем ходить вместе и по расписанию. У тебя что, месячные? Какого хрена ты психуешь? – он вытаскивает из пачки новую сигарету и прикуривает.
- Признавайся, ты пил? – игнорируя его вопрос, спрашиваю я.
- Пропустил пару пива, - брат слегка сползает на сиденье, пытаясь устроиться поудобней. – Лежал на диване, смотрел футбол… Рейнджеры надрали «Ипсвич», представляешь?
Я разве что руль не выпускаю из рук и резко оборачиваюсь на Майлза.
- Мне все равно, - коротко замечаю я и снова смотрю на дорогу.
Мы довольно быстро добираемся до дома родителей. По дороге Майлз еще просит остановить, ему приходит идея подарить маме букет цветов, будто этим он остановит хотя бы половину ее критики в наш адрес. И плестись за этим букетом, конечно, приходится мне, потому что брата непременно узнают, и вместо покупки цветов все это превратится в очередную статью для «Сана».
Родители нам рады. Мама долго обнимает Майлза и качает головой, оценивая, что джинсы болтаются на нем, сколько не затягивай их ремнем. Я сразу иду на кухню, помогая определить букет в вазу. Папа с братом уходят в гостиную. Нагнав меня, мама спрашивает строгим шепотом: «Где Шон, Эстер?»
- У него командировка, - уже заученной интонацией сообщаю я.
- Эстер, - требовательно повторяет мама.
- Ну что, мне надо брать справки с его работы, чтобы ты мне верила!? – не выдерживаю я.
Мама только поджимает губы. Она делает так всегда, когда злится, но не хочет устраивать скандал. Точнее – обстоятельства ей не позволяют.
Когда все, наконец, перебросились парой фразой, мы усаживаемся за стол.
- Я испекла вам куриный пирог, какой вы в детстве любили, - говорит нам мама, суетясь у блюда, и отрезает первый кусок для Майзла. – Вы были такими ангелками, - добавляет она тише.
- Майлз, как прошли концерты? – спрашивает папа.
- Ну хоть сегодня можно не говорить об этой вашей ерунде, - перебивает мама, едва Майлз рот успевает открыть. – Эстер, ты знаешь, что Кати уехала на стажировку в Америку?
Я отвлекаюсь от пирога, чертыхаясь про себя, что о моем существовании все-таки вспомнили. Эгоистично, но я бы предпочла, чтобы сегодня вечер был посвящен Майлзу. Я совершенно не в том состоянии, чтобы играть в этом спектакле центральную роль.
- Кто это, мама?
Она смотрит на меня почти возмущенно и вздыхает так, словно я заблевала Букингемский дворец.
- Вы учились вместе! Я всегда знала, что она далеко пойдет – вот что значит пробивной характер. А ты сидишь в этом Лондоне и бездействуешь.
Я пытаюсь проглотить пережеванный кусок, но он почти застревает в горле. Мне даже нечем его запить – чай еще слишком горячий.
- Ну вы как хотите, а мы с Майлзом выпьем виски, да, сынок? – пытаясь разрядить паузу, вставляет папа слишком бодрым голосом.
- Я работаю в одном из лучших архитектурных бюро города, мама, - как можно спокойней говорю я. – И у меня свой проект.
- О Майлзе хотя бы пишут в газетах, а о твоем проекте что-то не слыхать…
- Ну извини. Архитектура – это не рок-группа, чтобы писать о ней на каждом заборе, - наплевав на приличия, жестко добавляю я. – Ты могла бы интересоваться тем, что я делаю, а не только тем, когда я выйду замуж.
- Не начинайте только как обычно, - обрывает меня папа. – Оставь ее в покое, Лиза. Эстер умная девочка.
На некоторое время мы все замолкаем. Мама наливает себе вина, и все втроем они чокаются и выпивают за нашу встречу. Я отказываюсь, говоря, что я за рулем. Но если честно, у меня уже не осталось никакого настроения даже на то, чтобы напиться. По крайней мере, не здесь и не сейчас.
- Майлз, а у тебя появилась девушка?
Брат закашливается виски, и, закатывая глаза, я легонько хлопаю его по спине.
- Откуда она должна появиться, мама? Это не пасхальный кролик в саду, чтобы вот так вот – появляться!
Я сдавленно хихикаю, прикрывая рот ладонью.
- Все девушки делятся на две категории, - с видом ученого говорит Майлз, жуя пирог. – Одни хотят только трахнуться со мной, а другие уже трахнулись …
- … и больше ничего не хотят после этого, - саркастично перехватываю я, и мы с братом стукаемся кулаками.
Папа смеется, глядя на нас.
- Дети, это омерзительно! – возмущается мама, но едва ли может побороть улыбку. – А ты помнишь, Майлз, когда вы были маленькие, ты хотел жениться на Эстер…
- Не помню! – брат изумленно смотрит на маму.
- Я тоже! – спешу сказать я следом.
- Было-было, - усмехается мама. – Вам было лет пять, мы первый раз вывезли вас во Францию, на море… Мне приходилось краснеть, потому что Майлз всему персоналу отеля сообщил, что это его будущая невеста. Какие-то немецкие пенсионеры даже возмутились, как я воспитываю детей, - мама улыбается. – Это было уже так давно…
Я опускаю глаза. Такие моменты всегда делают меня бессильной. Они заставляют меня чувствовать, будто я с игрушечным пистолетом сражаюсь против современной армии. В такие моменты я думаю, что я очень сильно люблю свою семью. И еще сильнее нуждаюсь в ней. Что это единственные близкие мне люди, единственная любовь, которую я могу получить, а мы тратим время на выяснение отношений. После этого мне лишь больнее получать очередную пощечину.
- Мы просто чертовски переживаем за вас, дети. Вы поймете нас, а пока просто поверьте, - тихо говорит папа.
- Вот именно, что им уже пора переживать за своих! – не унимается мама. – Через три месяца тебе будет уже двадцать шесть, Эстер.
- Ему тоже! – успеваю вставить я, указав на Майлза.
- Время летит очень быстро – не успеешь оглянуться, как останешься одна. Если уж карьера тебя больше не интересует, займись семьей. Хоть в чем-то же тебе надо состояться!
- Меня интересует карьера, мама!
- Не очень заметно.
- Ну конечно, у тебя всегда есть кто-то лучше меня!
- Это не так, Эстер, я хочу, чтобы ты была лучшей! Ты ведешь себя, как ребенок.
- Может быть так и есть. Я ребенок. Ребенок, которому нужна мама, а не начальник! – я чувствую, что сегодняшний день уже довел меня до предела, и так просто я сейчас не заткнусь. – Я жду, когда ты скажешь что-то про меня, мама. А не про кого-то вокруг, на кого мне стоит равняться! Мне нужен совет от тебя по поводу моей жизни, а не насчет того, как сделать ее похожей на чью-то чужую! Ты всегда прощала Майлза, всегда закрывала глаза на его глупости. Он же у нас вроде блаженного в семье – неразумное дитя, перебесится. Он вроде твоей запасной надежды, да? Если бы ты хоть раз, мама, посмотрела на мою настоящую жизнь, а не на ту, которую ты видишь – ты поняла бы, что не такое уж я дерьмо! – резко бросаю я, хватаю сумку, вытаскиваю пачку сигарет и несколько раз, чертыхаясь, щелкаю зажигалкой.
За столом повисает пауза. Я чувствую ошарашенный, с примесью испуга взгляд брата на себе и слышу, как он шепчет мне сквозь зубы: «Эстер!», будто призывая образумиться. Я и сама не верю, что сказала все это. Смогла сказать.
- Эстер, ты что, куришь? – ровным голосом спрашивает мама, но я прекрасно чувствую, что внутри у нее все кипит. – Прекрати немедленно.
Я молчу и только отчаянно затягиваюсь.
- Эстер, что ты делаешь, - снова шепчет брат, сжимая мне локоть.
- Да пошел ты к черту! – я резко выдергиваю руку, едва ли не отпихивая его от себя. – Пошли вы все к черту!
Я встаю из-за стола, вылетаю в коридор и начинаю спешно одеваться. Мне горько и обидно и от того, что сказали мне, и от того, что сказала я. От ссор никакой пользы, на самом деле. Никакого чувства, что я постояла за себя. Только больней.
Уже на лестнице меня нагоняет Майлз. Я даже его видеть не хочу сейчас. Он словно напоминание о том, какое место я занимаю в этой семье. Я должна. Я ответственна. Я радость. Я живу за двоих. Нормальную жизнь, которой у меня даже для себя одной нихрена нету.
- Терри, подожди, - глухо говорит он и прикасается к моему плечу.
Я и не думаю убегать. Мы выходим на улицу, и я останавливаюсь на тротуаре, глядя куда-то вдоль улицы. Я даже расплакаться не могу. Слезы просто так и стоят в глазах – ни туда, ни сюда.
- Зря ты так с ними… Они ведь правда любят нас так, как никто не полюбит… - судя по голосу, брат стоит совсем рядом со мной, но я и не думаю к нему поворачиваться.
Мы молчим. Ветер треплет выбившиеся пряди из моей прически, а пальцы зябнут от промозглого вечернего воздуха.
- А было бы круто, - вдруг неожиданно бодро говорит Майлз.
- Что? – нехотя спрашиваю я.
- Если бы мы, правда, могли пожениться. В современном мире, когда на секс у большинства пар все равно не хватает то времени, то желания, нам, по крайней мере, было бы о чем поговорить…
Я едва усмехаюсь, но ничего не отвечаю ему и по-прежнему стою к нему спиной. Пальцы замерзают совсем. Второпях я плохо замотала шарф, и ветер холодной змеей проползает за воротник.
- Забросишь меня домой, - просит Майлз.
- Когда ты уже купишь себе машину, - отстраненно замечаю я. Уличные огни сливаются в большие яркие пятна.
У меня даже дыхание перехватывает от неожиданности, когда Майлз вдруг разворачивает меня к себе и крепко обнимает за шею и плечи. Он утыкается мне носом в макушку, а потом, обхватив ладонями мое лицо, начинает целовать щеки, лоб, уголки губ и виски.
Я лишь растерянно болтаюсь у него в руках тряпичной куклой. Майлз снова прижимает меня к себе, кладя подбородок мне на голову.
- Не злись на меня, а? И не дели их любовь между нами. Просто в тебя они верят больше. На самом деле. Но пока ты любишь меня, мне плевать. На все в этом долбанном мире мне плевать. Ты любишь меня, Терри?
upd13.~14~
Шон перестал отвечать мне. Не то, чтобы это удивило меня. Это вроде как – «чего ты хотела, девочка?»
Ты обидела его. Обидела ни раз. Он думает, что ты изменила ему, а ты, в общем-то, даже не попыталась это опровергнуть.
Но я чувствую себя не столько одиноко, сколько опустошенно. И такое чувство, что каждый новый день, каждое новое событие только опустошает еще больше.
Утро понедельника начинается слишком рано. Мне не спится, и я слоняюсь по дому, слушаю радио и думаю, что, наверно, мне надо завести кота.
На работе первая половина дня проходит в привычных совещаниях. Мы с Дугом успеваем только поздороваться, и делаем вид, что ничего в субботу и не случилось. Не краснеем и не опускаем глаза – в конце концов, мы уже не школьники для таких формальностей. Я только замечаю, что он выглядит таким же уставшим, как и я. Будто выходных и не было.
- Из Парижа пришли свежие каталоги, - в кабинет заглядывает наша очередная стажерка.
- Спасибо, оставьте, - вяло говорю я, не отрываясь от монитора ноутбука. Боковым зрением я чувствую, что Дуг бросил на меня удивленный взгляд.
Я бы тоже удивилась. Еще недавно я бы тут же взяла их, почти бы вырвала из рук, распорола упаковочную пленку и утонула бы на их страницах. Сидела бы как наркоман и разве что не нюхала глянцевую бумагу. А потом без умолку обсуждала все эти ткани, плитки и кровати за десятки тысяч евро.
Сейчас я сижу и думаю: «Никуда эти каталоги не денутся».
Мне приходит емайл от подруги. То есть, так следует ее называть, ведь мы знакомы около семи лет. А сейчас мы видимся от силы пару раз в год. Гугл, фейсбук, смс – все это создает обманчивую видимость людей в твоей жизни. Вы пишите короткие сообщения, просматриваете новые снимки, но кто вспомнит, когда была выпита последняя чашка кофе вместе?
Так вот она пишет мне очередное письмо и говорит: «Может, увидимся?»
А я понимаю, что катастрофически этого не хочу. Что видимость людей в моей жизни меня вполне устраивает.
Я просто прокручиваю нашу возможную встречу в голове. Я могу рассказать ей, что Шон ушел от меня. И она будет меня жалеть. Я могу врать, что у меня все прекрасно. И нам обеим будет чертовски скучно. Чужое счастье никому неинтересно, а вранье утомительно. Я думаю, что такие люди это балласт. Если бы не гугл, фейсбук и смс – мы бы давно забыли друг друга.
Я пишу ей: «Нет, знаешь, сейчас не получится» и, подумав, дописываю: «Но как-нибудь обязательно надо!»
Я снова начинаю думать о Шоне. Мне совсем это не нравится. Это делает меня слабой в моих же собственных глазах. Слабой до слез, как лет в тринадцать, когда над тобой начинают подшучивать: «Эй, ты чего, влюбилась в него что ли?», а ты только фыркаешь и идешь лить слезы в туалет вместо математики.
Он был таким привычным фоном моей жизни, что его отсутствие выглядит только острей от этого. Так странно просыпаться одной. Так странно не сталкиваться в ванной. Так странно не заезжать вечером в «Теско», потому что так странно ужинать одной. И я просто не ем. У меня нет аппетита, я не заглядываю в холодильник, и мне вполне хватает того, чем я перекусываю в течение дня.
Мне тоскливо без него, но это ерунда. Это сущая ерунда по сравнению с тем, как мне придется рассказать все это маме. Рано или поздно придется. Нет, я справлюсь с тем, что от меня ушел парень. Как-нибудь справлюсь, потому что больше это некому делать. В торжестве своей правоты мама, как обычно, забудет, что я не только наглядная ошибка, но еще и ее дочь.
У меня на столе звонит телефон. Это Адамс. Хочет выяснить что-то насчет оформления барной зоны в кинотеатре, и я даже сначала не понимаю, о чем он. Макеты уже давно у него – бар оформлен под кинокафе. Он поделен на несколько зон, каждая из которых стилизована под какой-то жанр: вестерн, триллер, мелодрама. Сам бар смахивает на аппаратную, в стульях угадываются элементы бобин с пленкой, а сама стойка должна была бы быть заклеена рекламными плакатами, имитирующими старые киноафиши.
Эту идею мне подкинул один приятель – художник с Портобелло. Недавно он наладил производство винтажных и нестандартных предметов интерьера и обещал мне помочь с оформлением, в случае необходимости. Все это я уже рассказывала Адамсу. Показывала портфолио этого художника, и Адамсу все нравилось. Он даже похвалил меня, сказал, что я не боюсь экспериментов.
И вот теперь он звонит мне, и говорит: «Свяжитесь с «Домом Конти»
- В каком смысле? – отвечаю я.
- Они, как наши давние партнеры, разрабатывали альтернативный проект для бара. Заказчики все-таки склонились к нему. Так что свяжитесь с ними. Обсудите, если нужно какие детали, и пусть они тогда отправляют нам материалы и оборудование.
- Хорошо. Свяжусь сегодня же, - после паузы, за которую я успеваю прокрутить карандаш вокруг оси, говорю я, и сама удивляюсь своему спокойствию.
Он издевается, или правда считает, что мне есть, что с ними обсудить? Я кладу трубку и понимаю, что даже не хочу сейчас тратить время и нервы на очередной выплеск эмоций. У меня и эмоций-то не осталось. Альтернативный проект, как мило. Для девочки на телефоне они могли бы найти кого-то с зарплатой поменьше.
Я снова чувствую, что Дуг смотрит на меня. Я поворачиваюсь к нему и говорю: «Пойдем обедать».
На этот раз мы идем в небольшой итальянский ресторанчик совсем рядом с нашим офисом. Обычно даже днем там немноголюдно, за обед выходит что-то около десяти фунтов, и за эти деньги они готовят стоящую пасту и чертовски аппетитное минестроне. Мы не говорим ни слова о работе. Дуг словно чувствует, что сейчас лучше не надо. Еще только когда мы выходим из офиса, я начинаю хохотать. Если честно – просто так. Но Дуг выглядит озадаченно, и в поле зрения мне подворачиваются спасительные школьники, которые стоят на другой стороне улицы и сквозь стекло корчат рожицы оформителю витрины бутика.
Наш заказ в ресторане приносят довольно быстро, и я сразу принимаюсь за еду. Дуг медленно возит ложкой в тарелке, будто обдумывает что-то, и, наконец, говорит.
- Эстер… Я хотел извиниться за субботу, - он поднимает глаза, смотрит в упор пару секунд, и снова утыкается в изучение плавающих в бульоне овощей. – Я повел себя неправильно…
Я чувствую, что слова даются ему нелегко. Он тщательно подбирает их, спотыкаясь о паузы, но я не перебиваю его. Твое участие никому особо не нужно. Просто дай человеку выговорится, и он будет тебе благодарен.
- Я не должен был делать это и ставить тебя в неловкое положение. Это было не по-мужски, - Дуг говорит тверже. – И вообще некрасиво по отношению к тебе и твоему парню, - он облокачивается на стол и потирает лоб. - Прости меня. Этого больше не повторится.
Я смотрю на него очень внимательно, пожалуй, что с минуту, он решается ненадолго поднять взгляд, а потом смотрит куда-то в мою тарелку.
- Извинения приняты, - говорю я, и мы оба улыбаемся с легкостью. Мы едим почти не нарушая тишины.
Потом, прежде чем вернуться в офис, мы заходим в «старбакс». Мы сидим за узким столиком у окна, и оба смотрим на промозглую улицу, потягивая латте как можем медленно. Будто время от этого тоже убавит ход и подарит нам хотя бы лишний часик, свободный от работы.
Я думаю о том, что мне нужно новое пальто. Может быть, поменять прическу или цвет волос. Я думаю, что вместо кота, возможно, лучше купить собаку и гулять с ней каждый день в парке. А перед этим можно пойти в какой-нибудь русский бар и напиться там водки. Твоя свободная жизнь, Эстер. Используй хотя бы ее по назначению. Или оправдывай статус неудачницы.
- Он ушел, - говорю я, не глядя на Дуга. – Он ушел, а я поняла, что люблю его.
Я ума не приложу, зачем говорю это. Мне кажется, что слова сами срываются с губ. Будто я не отдаю себе отчета, что сижу в переполненном кафе с коллегой и пью этот дерьмовый кофе. Отвратительность, возведенная в культ. Вот и я с этим коротким монологом выгляжу примерно так же. В такой идиотской мелодраме даже Кира Найтли сниматься бы не стала. Но я говорю эти слова где-то далеко отсюда. Внутри себя. Просто получается вслух.
- А знаешь, в чем смех? – спрашиваю я, и действительно смеюсь.
Кофе остывает, а я думаю про себя: «Не забыть позвонить в «Конти» сейчас».
- Мне даже обвинить некого! – отвечаю я на свой же вопрос, и начинаю реветь.
upd14.~15~
- В общем, все отзывы положительные! – Алан откладывает папку с бумагами, наконец-то завершив свой монолог о том, как пресса разных стран отозвалась о концертном туре.
Мы сидим у него в квартире – я и музыканты. Майлз стоит у стены и улыбается прозрачной улыбкой. Да, я всегда так называю ее про себя. Она почти невидимая, спрятанная между губ, будто он не хочет показать, как счастлив сейчас.
- Ладно, хватит болтовни, давайте выпьем, - он берет со стола очередную бутылку шампанского и разливает всем по бокалам.
- Засранец, да ты понимаешь, что мы надрали всем задницу! – хохочет Алан. – Кстати, во вторник у нас встреча на студии. Ты бы видел, как они со мной любезничали – теперь нас ждет контракт уже на три альбома! На три, парни – это лет шесть можно ни о чем не думать!
- Черт, а вспомните, год назад мы еще скидывались на бутылку виски, - подключается к разговору барабанщик Кайл.
Они все пускаются в воспоминания, обсуждают какие-то случаи из тура, смеются. Рамон сидит рядом со мной на диване и выглядит так, будто он тоже просто гость. Он цедит шампанское и мне кажется, что мыслями он где-то очень далеко отсюда.
- У тебя есть родители? – негромко спрашиваю я вдруг. Скорее ради того, чтобы занять разговором саму себя, нежели его.
Он поднимает на меня слегка удивленный взгляд.
- У каждого человека есть родители. Даже если он об этом не знает
Я уже успеваю подумать, что светские диалоги совсем не мой конек, как Рамон улыбается и, кажется, я вообще вижу его улыбку впервые, и говорит: «Конечно, есть. Они в Висконсине. Я оттуда родом, когда мне было пять, мы переехали в Брайтон. Вроде как они посчитали, что английское захолустье лучше американского… Ну а пару лет назад, они решили вернуться в Штаты.
Я киваю и отставляю бокал с шампанским в сторону. Удивительно, но пить сегодня вечером мне совершенно не хочется. У ребят с завтрашнего утра начинается долгожданный отпуск, а меня ждет офис. Моя моральная усталость уже дошла до того момента, когда отказывают и физические силы. Мне сложно вставать по утрам, мне все время хочется спать, головокружения переходят в мигрень и обратно – мне кажется, я разваливаюсь на куски и только бессильно злюсь на все. На все, что меня окружает. В конце этого месяца мы сдаем проект и мне, без шуток, хочется застрелиться. А перед этим застрелить Адамса. Мне кажется, это единственный выход.
Когда я бываю с Майлзом и его музыкантами, это похоже на глоток свежего воздуха. Посмотри, есть и другая жизнь. Там можно пить шампанское и находить свое имя в NME. Там есть друзья.
Это инъекция самообмана на пару часов. Я рада за Майлза. Чертовски рада. Я помню, что было год назад. И что было два, три и черт знает еще сколько. Я помню, как он разучивал «Привет, я снова вернулся», «Нарисуй это черным» и «Сигареты и алкоголь» на гитаре. Это было первое, что он сыграл. Я помню вкус его беззвучных слез, когда за выступление им даже пожрать не давали в баре. Вы классно отыграли парни, а теперь валите. Я помню, как он не сдавался. Я все это прекрасно помню. И сейчас, глядя на него, я думаю, что гребаная справедливость все-таки существует в этом мире. Он заслужил это. Справедливость всегда приходит только к тем, кто ее заслужил.
Я думаю, что мой брат – очень сильный парень. Намного сильнее меня.
Из мыслей меня выдирает повысившийся тон голосов.
- Нет, что это за херня, Алан? – спрашивает Майлз, нахмурив брови. – Никакого нахрен отпуска – мы едем в Будапешт.
- Ты хоть знаешь, где он находится, - усмехается Алан.
- Я не шучу! – сурово замечает Майлз, наклоняясь к лицу Алана и едва не упираясь в него носом.
- Что случилось? – шепотом спрашиваю я у Рамона.
- Майлз прочел в гостевой книге сайта, что венгерские фанаты присылали петицию с просьбой приехать к ним с концертом. А Алан говорит, что понятия об этом не имеет.
- Майлз, у нас будет еще ни один тур – доедем, куда хочешь, - все еще с усмешкой говорит Алан.
Мне же по всему видно, что Майлз серьезен. Серьезен и зол.
- Ты не понял меня, Алан? – говорит брат стальным голосом, прищурив глаза.
В комнате повисает гробовая тишина. Все перебрасываются быстрыми взглядами из-под полуопущенных век.
- Ты завтра же организуешь нам концерт в Будапеште. Твою мать, эти ребята ждали нас, они нас поддерживают и не каждый имеет возможность добраться до какого-нибудь сраного Берлина! – Майлз с силой швыряет бокал о стену и он разлетается осколками и брызгами оставшегося там шампанского. Я вздрагиваю от неожиданности. Парни смотрят на меня, будто ждут, что я должна что-то сделать. А я прекрасно знаю, что когда Майлз в таком состоянии его лучше не трогать. Я знаю, что Майлза очень трудно переубедить.
- Это безумие, Майлз. Ты просто набрался.
- То есть концерта не будет?
- Нет.
- Отлично. Ты уволен.
- Майлз, - Рамон поднимается с дивана.
- Заткнись нахрен!
Мы все молчим и смотрим в пол. Майлз глотает шампанское прямо из горла очередной бутылки, вытирает губы рукавом, а потом обводит нас всех взглядом.
- Ладно, я не собираюсь тут портить вечер с вами! Сегодня я собираюсь веселиться на славу! Пошли, - он подходит ко мне и с силой тянет за руку.
Я морщусь и потираю запястье.
- Ты тоже! – он неожиданно подталкивает Рамона к выходу вместе со мной.
Мы выходим на улицу в полной тишине. Я и Рамон идем позади Майлза и переглядываемся. Рамон смотрит на меня так, будто от моих действий сейчас зависит сохранность планеты.
Майлз ловит кэб и мы мчимся куда-то по ночному Лондону. Майлз снова хлебает шампанское из захваченной бутылки, улюлюкает и подпевает песням по радио. Мы с Рамоном мрачнее тучи.
- Майлз… - неуверенно начинаю я. – Алан прав. Сейчас вам всем следует отдохнуть – вы работали на износ… Давай ты поедешь домой. И мы все тоже…
- То есть ты считаешь, что этот говнюк прав?
- Нет, но…
- Какое «но»? Какое нахрен «но»?!
- Майлз. Ты, правда, пьян. Тебе надо домой.
- Господи, вы такие же зануды, - Майлз закатывает глаза, просит водителя остановить и вышвыривает нас из салона. – Я отлично повеселюсь один!!! – орет он нам из окна отъезжающего кэба, показывая средний палец.
Мы с Рамоном стоим на краю проезжей части, черт его знает какой улицы, и только ошарашено провожаем глазами кэб. Нам начинают сигналить машины, и Рамон отводит меня на тротуар.
- И что будем делать? – тихо спрашивает он.
- Не знаю, что собираешься делать ты, а я сейчас звоню своему парню и прошу забрать меня! – деловито отвечаю я.
- А Майлз…
- К черту Майлза! К черту! – я почти ору, уже уходя от Рамона дальше по улице. Я чувствую, что слезы так и жгут глаза и оставаться здесь нельзя. Мне приходит в голову действительно безумная идея – поехать к Шону. Он нужен мне сейчас так, что словами не описать. Мне кажется, что сейчас именно тот момент, когда мы можем помириться, и все будет хорошо.
Я ловлю такси и еду к дому его друга, к которому он съехал от меня. Я стою минут пять на тротуаре, собираясь с силами, но в итоге решительно жму на звонок. Дверь открывает Люк, судя по его виду и одежде, я вытащила его из постели. Я немного заминаюсь – я совсем забыла о времени – уже около полуночи.
- Люк… привет, - я улыбаюсь, но как-то нервно. – А…я к Шону…
- Его сейчас нет, - слегка удивленно отвечает он, видимо, рассчитывая, что я, в общем-то, должна быть в курсе.
Этот ответ так выбивает меня, что мне даже не приходит в голову спросить, где он. Я уже сама выстраиваю все в голове. Где, черт возьми, может быть человек в двенадцать ночи в будний день?
- Я передам ему, что ты приходила…
- Нет! Нет, Люк, пожалуйста, ни слова!
- Ладно-ладно, - соглашается Люк, настороженно глядя на меня. – Ты в порядке, Эстер?
- Да, да… - бубню я, разворачиваюсь и, шатаясь, спускаюсь по ступенькам.
- Эстер, - окликает меня Люк, кажется, догадавшись, что я поняла его как-то не так. – Он в командировке, ты не знаешь?
- Плевать, - отзываюсь я, уверенная в том, что Люк это сейчас выдумал специально для меня. Не оборачиваюсь и сажусь в удачно подъехавший кэб.
Я достаю телефон и ищу номер Дугласа. Новая жизнь – так новая жизнь. Он, конечно, примчится меня успокаивать. Потом мы, конечно же, переспим. Потом…
- На вашем счету недостаточно средств для данного вида связи, - равнодушно сообщает мне голос в трубке.
Я только тяжело выдыхаю и запрокидываю голову назад. Я думаю, что самое позднее – завтра утром я уже буду благодарна своей забывчивости пополнять баланс.
- Куда едем? – спрашивает меня водитель. И я называю ему свой домашний адрес.
Дома я чувствую, как вся усталость дня наваливается на меня разом. Я еле переставляю ноги, наскоро умываюсь и заваливаюсь в кровать.
Меня будит звонок городского телефона в пять утра. Мне тяжело разлеплять глаза, поэтому я на ощупь ищу трубку.
- Эстер, это Алан, - говорит на том конце сосредоточенный голос. – Ты можешь приехать в госпиталь «Челси»?
Я моментально просыпаюсь окончательно и распахиваю глаза.
- Майлз? – хрипло спрашиваю я, и дрожь в интонации не столь заметна.
- Майлз, - отвечает мне Алан.
upd15.~16~
Едва начинает светать, когда я оказываюсь в клинике. Там меня встречают Алан и Рамон. Все кажется мне дежа-вю того дня, когда Майлз обдолбался и сломал ногу. Я думаю, что пока рано звонить родителям – надо сначала самой узнать, что, черт возьми, стряслось. И по лицам парней я сразу понимаю, что ничего хорошего.
Мы здороваемся вполголоса, Рамон протягивает мне стакан кофе из автомата, и я благодарю его кивком.
- Что с Майлзом? – спрашиваю я у Алана.
Он вздыхает, откашливаясь. Я начинаю паниковать.
- Алан? Что случилось? Скажите мне!
- В общем-то, мы ждем доктора…И нихрена не знаем, Эстер. Его нашли на улице, без сознания, «скорую» вызвали арабы из ближайшего продуктового магазинчика. Хорошо, если они понятия не имеют, кто он такой… - Алан потирает лоб. – А то у меня уже аллергия на журналистов…
Я прижимаю пальцы к губам, делаю пару шагов туда-сюда по пустому коридору и сажусь на кожаный диван у стены.
- Я так и знала, что он влипнет, - я складываю ладони замком у подбородка. Весь вчерашний вечер несется у меня перед глазами плохо смонтированными кадрами. Майлза было нельзя оставлять одного. Нельзя, черт возьми. Но обида и личная злость перекрыли вчера пути к разумным поступкам. У меня даже не возникло мысли, что надо любой ценой отвезти Майлза домой. Вчера вообще произошло слишком много дерьма. Возможно, это был один из худших вечеров моей жизни.
Мы сидим молча, пока в коридоре не показывается доктор. Мы почти подпрыгиваем ему навстречу.
- Доктор Ленберг, - представляется он. Вы, я так понимаю, сестра Майлза Вудворта?
Я торопливо киваю.
- Тогда пойдемте в мой кабинет…
- Нет-нет, говорите прямо здесь, - я беспорядочно машу руками. – Они… Мы все вместе, да.
- У мистера Вудворта серьезные проблемы с сердечной мышцей, - доктор скрещивает руки на груди. – Мы провели пока общее обследование, но сосуды ослаблены…. Ему категорически противопоказаны чрезмерные физические нагрузки. И никакого алкоголя. Сердце может не выдержать… В течении сегодняшнего дня я еще сообщу вам о дальнейшем комплексе лечения.
- Можно его увидеть?
- Позже, - говорит доктор и уходит.
Алан и Рамон остаются стоять посреди коридора, когда я снова сажусь на диван, наклоняю голову к коленям и запускаю пальцы в волосы.
А дальше время на удивление пролетает чудовищно быстро. Сначала мне приходится звонить на работу и плести что-то про плохое самочувствие. Потом я собираюсь с силами звонить родителям. Я не знаю, как сказать им. Я вообще сомневаюсь, стоит ли, но убеждаю себя, что это трусость и слабость – не сказать.
Они приезжают в больницу к десяти утра. Мама плачет, переспрашивает по нескольку раз, что сказал доктор, говорит, что всегда знала, что эта музыка не принесет Майлзу ничего хорошего, и я чувствую себя дерьмом.
Я всегда ощущала ответственность за него. И всегда буду, наверно. Возможно, три минуты – это очень весомая разница. Я знаю, что это я виновата. Я виновата в том, что случилось. Вчера вечером я думала только о своей заднице. Я совсем забыла о своем брате. Я думаю, что была виновата еще значительно раньше – когда дарила ему этот чертов «фендер», вместо того, чтобы сказать «очнись, братишка и готовься к колледжу».
Я понимаю, что это неправильно. Что этот путь Майлз выбрал сам. И нельзя дышать за другого человека. Даже если мы одно целое – нас все равно двое. И чувство вины стоит комом в горле.
Я сижу, привалившись к плечу папы, стараясь отключиться от звуков сирен снаружи здания, от причитаний мамы. Рамон постоянно выходит курить. Алан бесконечно звонит кому-то по телефону.
Около полудня к нам снова выходит доктор Ленберг. Он зовет меня и говорит, что проводит палату. Все вскакивают следом, но доктор говорит: «Ему необходим сейчас полный покой. Я могу позволить только одно посещение – он хотел видеть сестру».
Я сталкиваюсь взглядом с Рамоном. Он идет с нами до дверей в палату.
- Буквально пару минут, - предупреждает меня доктор, прежде чем я захожу внутрь.
Майлз лежит на белоснежной больничной кровати, из тех, что всегда больше напоминали мне носилки из морга. К нему подключен пучок каких-то проводов, и вся эта электроника мерно попискивает.
Я сглатываю и подхожу ближе.
- Терри… - тихо говорит он, едва разлепляя губы. Я вижу, что он очень ослаблен. Его кожа непривычно бледная и синяки под глазами темнее и больше, чем обычно.
Я не знаю, что можно сказать в такой ситуации. «Как ты?», «Как это произошло?»… ?
Я знаю, что это совершенно не то, что я должна говорить сейчас.
Я просто сажусь рядом и беру его руку в свои ладони.
- Все хотел спросить – Рамон на тебя запал? – хрипло говорит брат.
- С чего ты взял? – удивляюсь я.
- Да вы все время вместе…
Я отвожу взгляд, делаю вдох поглубже и снова смотрю на Майлза.
- Рамон любит тебя, - решаюсь сказать я.
Майлз слабо усмехается, не разлепляя губ.
- Так и знал, что он гребаный педик…
И мы оба пытаемся улыбнуться. Я слегка сжимаю свои пальцы, проводя подушечкой большого по обветренной коже тыльной стороны ладони брата.
- Это конец, да? – спрашивает Майлз, поворачивая голову на бок. Его челка зачесана назад, и открытый лоб придает лицу совсем болезненный вид.
- Почему? Ты будешь жить, – я почти шепчу это: на голос не хватает сил.
- А выступать?
Я поджимаю губы и сдерживаю слезы как могу. Я очень хочу сказать, что это не главное в его жизни. Но я не могу врать ему. Поэтому я молчу.
- Все будет хорошо, Майлз… - я наклоняюсь, чтобы поцеловать его в щеку и глажу по голове.
В палату заходит доктор и просит меня покинуть Майлза. В коридоре он снова собирает нас вместе, я хлюпаю носом и вытираю уголки глаз.
Доктор Ленберг говорит, что анализы оказались не так плохи, но пару дней Майлз еще должен пробыть в больнице. Он пройдет несколько профилактических и укрепляющих процедур.
- А потом, - продолжает доктор, - я бы рекомендовал ему отдых. Где-то, где он сможет быть в полном покое. В таком состоянии для пациентов, это гораздо полезнее, чем больничные стены. Что, впрочем, не исключает, что каждый месяц ему необходимо посещать кардиолога. Желательно так же обследование в клинике примерно каждые полгода… Завтра вы сможете его посетить после трех, - прощается с нами доктор, а мы остаемся стоять и переваривать все услышанное. Все смотрят на меня, а я смотрю в пол.
- О чем ты поговорила с Майлзом? Как он? – требовательно спрашивает мама. Даже в такой момент она не может оставить этот тон.
- В порядке, - говорю я. – Он держится…
- Эстер, - говорит папа. – Ты должна поехать с Майлзом. На этот отдых… Ты должна быть с ним…
- Куда поехать?
- В Пензанс. На ферму. Я думаю, это лучшее место.
- Но… - я чувствую себя совершенно потерянной. – Я не могу… - слабо возражаю я. – Я веду проект…
- Эстер, ты должна, - мягко, но уверенно говорит папа. – Майлз любит тебя больше всех на этом свете. Ты должна быть с ним.
- Но…
В моей голове все путается, и я понимаю, что категорически не умею принимать решения.
- Эсти, пойдем, попьем кофе, - зовет меня Рамон.
Мы покупаем по стаканчику, а потом выходим во внутренний двор. Рамон закуривает, я отказываюсь, я чувствую, что меня все еще мутит.
Я даже не успеваю среагировать, когда Рамон резко прижимает меня к стене, упираясь рукой в шершавые кирпичи. От неожиданности я роняю кофе.
- Если ты не поедешь с ним, сука, я убью тебя, - глухо говорит Рамон. Он смотрит мне прямо в глаза и его лицо совсем близко. По его жесткому взгляду я понимаю, что он не шутит.
- Я просто нахрен тебя убью, ясно? - твердит он. – Эта сраная больничка не спасет его, - Рамон глубоко затягивается. – Не смей бросать его сейчас… А еще знаешь… если ты не поедешь с ним, тебе самой захочется сдохнуть, - понижая голос говорит Рамон, убирает руку и прислоняется спиной к стене.
Я запрокидываю голову и закрываю глаза. А потом резко складываюсь, будто получила удар в живот, и меня рвет. Я зажимаю рот рукой, и вся ладонь оказывается в мерзкой желтоватой клейкой желчи. Собственно, позавтракать я не успела, и желудку не с чем расставаться.
Рамон настороженно смотрит на меня, тут же выбрасывает сигарету и достает из кармана платок. Самый настоящий старомодный хлопчатобумажный платок.
- Что с тобой? – спрашивает он, придерживая меня за плечо.
Я мотаю головой и пытаюсь стереть слюни с подбородка.
Рамон отстраняет мои руки и вытирает мне рот своим платком. А потом, чуть смущаясь, отдает его мне совсем.
- На, держи…ладони вытри…
- Спасибо, Рамон, - глухо говорю.
Он протягивает мне свой стаканчик с кофе.
- Вот еще… если не брезгуешь… рот прополоскай… - Рамон переминается с ноги на ногу. Я чувствую, что ему неловко проявлять заботу обо мне, после того, как мы в очередной раз ссорились.
Я послушно набираю капучино в рот, а потом сплевываю в урну. Рамон так и стоит, прислонившись к стене, и выпускает дым от новой сигареты в низкое мрачное небо.
- Ты бы знала, как сложно тебя ненавидеть… Ты так похожа на него…
Я смотрю на него пару вдохов, а потом разворачиваюсь, чтобы идти обратно в корпус. Сделав шаг, я останавливаюсь.
- Я постираю и отдам тебе, - я киваю на платок. – Пойду, позвоню на работу, - кривя губы в нервной попытке улыбнуться, говорю я.
На этаже я захожу в туалет, умываюсь ледяной водой пару раз, а потом смотрю в зеркало и думаю, в каких словах сказать Адамсу, что я увольняюсь. Это же твой звездный шанс, Эстер. Сколько раз ты представляла это за последние пару недель? Как хотела однажды сказать все, что ты думаешь об этом надменном ублюдке и его гнилом агентстве.
В момент исполнения некоторых желаний, остро хочется забрать приз деньгами. Ну или хотя бы тостером. Я понимаю, что моя новая жизнь наступает именно в тот момент, когда больше всего хотелось зацепиться за старую.
upd16.~17~
«С первых полос прессы не сходят сообщения о дальнейшей судьбе группы «Ленивая Грета», чей блистательный европейский тур завершился на печальной ноте, повергшей в шок всех поклонников. Фронтмэн Майлз Вудворт был госпитализирован в кардиологическое отделение одной из клиник Лондона. Сегодня на пресс-конференции менеджер коллектива Алан Милнер заявил, что группа уходит в бессрочный отпуск. Напомню, NME назвал «Ленивую Грету» открытием года, а их дебютный и пока единственный альбом «Римские дороги в Марокко» стал платиновым в Великобритании, Франции и Германии. «Би-би-си четыре» желает тебе выздоровления, Майлз!» - ведущий улыбается так, будто рекламирует зубную пасту, и его лицо сменяется на экране каким-то клипом.
- Блядь, я же говорил тебе, что лучше было сходить на них, а не на «Подсадных детективов»!
Под экраном телевизора, висящего у палатки, где арабы продают хот-доги и сэндвичи стоят два подростка. Они одеты в почти одинаковые узкие брюки, худи и кеды. Уши обоих заткнуты наушниками ай-подов. И даже колу они отпивают одновременно. Я думаю, возможно, они тоже двойняшки, но их лиц не видно из-под челок и козырьков вязанных кепок.
- Ну я же не знал, что этот Вудворд сторчится так быстро! – возмущается второй, процеживая колу через трубочку.
Они смотрят на экран еще какое-то время молча. Потом один из них произносит: «Все-таки Кэти Пэрри – тупая пизда», и они уходят на платформу.
Майлз Вудворд стоял все это время в двух шагах от них. Капюшон толстовки закрывает верхнюю половину его лица, а шарф нижнюю. На нем кожаная куртка и свободные джинсы. Он стоял за их спинами и смотрел сюжет о себе. О своей прошлой жизни. О мечтах, которые сбываются и тут же покидают тебя.
Я стою в очереди за хот-догами и смотрю на своего брата. Я думаю, что даже если он снимет капюшон – никто его не узнает. Он выглядит хреново. Слишком хреново, даже для рок-звезды.
- Держи, - говорю я, подходя к нему и протягивая хот-дог. – У нас пятая платформа, пойдем.
Поезд уже стоит, мы заходим в вагон и занимаем свои места. Я думала поехать на машине, но поняла, что просто не выдержу дорогу. Я чувствую чудовищную усталость. Я никогда не думала, что буду рыдать, когда уйду с работы, но именно этим я и занималась всю ночь. Мне вдруг начало казаться, что все эти три года я просто недооценивала, в каком крутом месте я работаю, что я недоиспользовала все свои возможности, я не проявила до конца свои способности. И вообще я полное дерьмо с не сложившейся жизнью. Адамс сказал, что я всегда могу вернуться. Дуглас… уже вечером, когда я уходила, сказал, что будет ждать меня.
Свой проект я передала ему. Это было моим условием, которое я поставила Адамсу. Я просто думаю, что Дуг заслужил уже, наконец, признания. Хоть какого-то. И он единственный, кому я доверяла в этой конторе.
У меня чудовищно плохое настроение сейчас. Да и у Майлза тоже. Мы почти не разговариваем и выглядим очень равнодушными. Мы выглядим, как люди, которым уже ничего не интересно.
Мое место в поезде – у окна. Я сразу приваливаюсь к стеклу, достаю из сумки книгу и утыкаюсь в нее. Где-то до Эксетера мы едем молча. Вагон полупустой. Дневными поездами мало кто пользуется.
Потом Майлз говорит: «Ты снова злишься на меня, да?»
Я только тяжело вздыхаю и продолжаю читать книгу.
- Мы надоедаем тем, кого любим. В этом проблема. А уж как нам надоедают те, кто любит нас… Когда хочешь с кем-то разделить свою жизнь…это, наверно, начало конца. Первый шаг в никуда. Ты злишься, я знаю. И за то, что родительское снисхождение достается мне. Любовь тебе, но любовь ведь жестокая штука, да? Снисхождение – честней. И за то, что я ломаю твои планы… Да я ведь тоже в дерьме, Терри… Может так оно и надо.
- Заткнись, а? – не выдерживаю я, и пересаживаюсь на свободное место через проход. На этот раз тяжело вздыхает Майлз, и до Пензанса мы снова не роняем ни слова.
В Пензансе я беру напрокат машину, и мы едем к ферме. Уже смеркается, и до места мы добираемся, когда вокруг уже кромешная тьма.
Мы оставляем сумки в гостиной. Майлз достает из платяного шкафа в кладовке постельное белье для нас.
- Надо включить отопление, - говорю я.
- Я завтра разберусь, - говорит Майлз.
- Может, лучше вызвать мастера?
- Я разберусь, - сухо отвечает мне Майлз.
- Спокойно ночи, - говорю я.
Я ложусь в постель, не снимая свитера и носков. И все равно довольно зябко. Я закутываюсь в одеяло и проваливаюсь в сон практически сразу.
Утром я просыпаюсь по привычке рано, но Майлз уже не спит. Он сидит в одной майке на перилах террасы и смотрит в поле. Я стою, какое-то время, глядя на него через окно, а потом иду в ванную. С удивлением, я обнаруживаю, что бойлер уже подключен.
Собравшись, я выхожу на террасу.
- Оденься, холодно… - негромко говорю я.
- Это же юг! Тут не бывает холодно, - усмехается брат, не оборачиваясь на меня.
- Я съезжу в город за продуктами, - продолжаю я после паузы. – Я могу быть уверена, что мне не придется волноваться за тебя?
- Нет, - спокойно отвечает Майлз, и это сбивает меня с толку. – Ты ведь просто не умеешь не волноваться за меня.
Я машинально запахиваю кофту и глубоко вздыхаю, опуская глаза.
- Я постараюсь не задерживаться, - бубню я себе под нос и спускаюсь по ступеням к гаражу.
Шоссе пустынно, я добираюсь очень быстро – до Пензанса меньше десяти миль. Пока я еду начинается небольшой дождь, но когда я оказываюсь в городе, он прекращается. Я довольно быстро разбираюсь с покупками и теперь глазею в витрину книжной лавки, доедая мороженое. Я слышу, как кто-то окликает мое имя, но думаю, что мне послышалось.
- Эстер! – снова доносится до меня, уже где-то совсем рядом. Я оборачиваюсь и вижу Артура Гиллана, хорошего друга дяди. Мы всегда звали его просто Артур – он знает нас с Майлзом с самого детства. В молодости он служил на флоте, и вообще увлекался морской историей. Когда он приходил к нам в гости, мы с Майлзом обожали слушать его истории про пиратов. В хорошую погоду он и дядя, бывало, брали нас – меня, Майлза и Марка, сына Артура, с собой в море, покататься на яхточке. Мы втроем практически визжали от восторга.
- Эстер, - говорит он еще раз и обнимает меня. Я улыбаюсь и тоже обнимаю его.
- Артур, здравствуйте!
- Сколько я тебя не видел? Года два?
- Да. С похорон дяди… - говорю я, и мы оба неловко замолкаем на какое-то время.
- Какими судьбами здесь?
- Приехала на ферму, в Сеннен, - я махаю рукой на припаркованную машину. – Отдохнуть.
- Вот и правильно, а то пустует дом, а как здесь хорошо! – с энтузиазмом говорит Артур, и вокруг его глаз залегают лучики от улыбки. – Я читал про Майлза… - добавляет он после паузы, понизив голос. – Как он?
- Врачи говорят, что поправится…
Артур кивает и кладет мне руку на плечо, слегка сжимая ладонь.
- Так и будет.
- А как вы? – спрашиваю я, желая сменить тему. – Еще держите бар в Сент-Джасте?
- Конечно! Мне сын с ним помогает, он живет там постоянно. А мы вот с женой зимы проводим в Пензансе. Если честно, я думал, что после колледжа Марк осядет в Плимуте, или переберется в Лондон, но он решил вернуться. Говорит, что принадлежит этим местам… - Артур улыбается с легкой грустью.
- Здорово, что он знает это наверняка… - добавляю я, вздохнув.
- Эстер, может, зайдешь к нам в гости? – предлагает Артур.
Я думаю, что это хорошая идея. Это отвлекло бы меня от моей хандры и мрачного настроения. Но я думаю, что там, на ферме, меня ждет Майлз. Что я обещала ему вернуться скоро.
В итоге, Артур оставляет мне адрес, и мы договариваемся, что я заеду к ним завтра. Я думаю, что эта идея даже лучше, потому что у меня есть и второй повод вернуться в город. Если не сказать – необходимость.
- Это кошмар, - уверенно и абсолютно спокойно говорю я и сразу лезу за сигаретами. Последнее время я курю чудовищно много. На улице идет снег. Совсем мелкий, будто кто-то муку с неба сыпет. Будто Бог решил испечь нам булочек и хоть так утешить.
- Почему? Им все понравилось, - следом за мной выходит Дуглас, запахивая пальто.
- Дуг, вот скажи мне. Я архитектор или девочка-модель на выставочном стенде, чтобы говорить чужими словами и улыбаться? Я думала, это будет мой проект – от начала до конца. Я придумала каждую деталь. Ты помнишь вообще, как он начинался? Что было в этих чертовых пресс-релизах? Уникальный пример сочетания роскоши с демократичностью. Киноклуб, где всех объединит любовь к искусству! – передразниваю я. – И что? Я строю очередной золотой унитаз для парламентариев и друзей Абрамовича? Впрочем, это одно и то же…. – я машу рукой и выпускаю дым сквозь зубы.
- Кстати, его ждут на открытии, - негромко добавляет Дуг, глядя себе под ноги.
- Прекрасно, - я только развожу руками.
- Ты почти справилась. Осталось уже немного. Твой проект все равно отличный…
- Это уже не мой проект! – резко отзываюсь я. – Сколько поправок в нем уже было! И Адамс… он обещал мне поддержку, он одобрял все мои предложения – и сейчас? Он в очередной раз выставил меня круглой идиоткой, которая не прислушивается к указаниям начальства! Дуг, понимаешь, я ничего не чувствую к тому, что я делаю… - я пытаюсь заглянуть ему в глаза.
- Ладно, поехали, - снова бубнит он и идет к машине. Я остаюсь стоять на месте, поджав губы, докуриваю сигарету и иду к машине только тогда, когда Дуглас уже высовывается из окна и зовет меня.
Я думаю, что этот проект ведь был единственное, за что я могла удержаться. Единственное, куда я могла спрятаться каждый вечер, засиживаясь в офисе допоздна. С Шоном мы, конечно, разъехались. Точнее, он просто собрал вещи и сказал, что одной мне будет лучше. И, если что, я знаю, где найти его. После той почти бессонной ночи, что я провела у Рамона, после встречи с советом директоров на работе у меня даже не было сил рыдать, когда я увидела Шона сидящим на чемодане в прихожей.
Наверно, я выглядела так, будто мне все равно. Возможно, так оно и было. Теперь пару раз в неделю мы кидаем друг другу смс, чтобы просто узнать, как идут дела. Словно университетские приятели: с одной стороны, вам уже и не о чем поговорить, но с другой – несколько лет вы провели за одной партой.
- Твой парень все еще в командировке? – спрашивает Дуг, принося мне чай, когда мы уже возвращаемся в офис.
- Ага.
- Вторую неделю?
Я поднимаю глаза и несколько секунд устало смотрю на него.
- Командировки бывают разные, - отвечаю я, насыпая в чай сахар из пакетиков. – Подай сливки, пожалуйста.
- Не хочешь сходить в субботу на «Куинс Парк»? – спрашивает Дуглас, протягивая мне коробочку. – Ты, кажется, интересуешься ими.
Я отрицательно качаю головой, рисуя карандашом что-то бессмысленное на бумаге. Линии выходят такие же путанные как мои мысли. Я думаю, а без Шона мне ведь, правда, одиноко. В памяти почти не остается воспоминаний о том, чем он меня раздражал. Я думаю, что, возможно, мне стоило быть просто более открытой по отношению к нему. Мне стоило разговаривать с ним, а не с самой собой.
«А, к черту!» - я сминаю лист бумаги и бросаю его в урну. – «Это не более чем эгоизм. Просто возня с мусором и сломанной кофеваркой – теперь целиком твои проблемы».
- Ну и что, снова просидишь субботу в офисе? – с сухой ухмылкой спрашивает Дуг.
- А какого черта ты разговариваешь со мной в таком тоне?
Дуглас вздыхает.
- Ты должна давать себе отдыхать, Эстер. Иначе эта работа сожрет тебя до конца. Уж поверь, - Дуг усмехается, а потом корчит рожицу, изображая монстра, который, видимо, должен съедать непослушных архитекторов.
Я думаю, что ответить, кривя губы в легкой улыбке, но тут на мой мобильный приходит сообщение. И, не без вздоха облегчения, я отвлекаюсь от разговора с Дугласом.
Это смс от Майлза, и я даже немного удивляюсь.
«В районе субботы ожидается апокалипсис».
У меня руки так и чешутся ответить ему: «Как ты догадался?!», но в итоге я выхожу из кабинета и перезваниваю.
- Ну и что случилось? – говорю я в трубку, прислоняясь спиной к стене.
- Майя расстроятся…
- Что?
- Я говорю, майя расстроятся. Они ведь рассчитали все к 2012…
- Мааааайлз, - страдальчески гнусавлю я. – У меня уже было довольно хреновое утро, которое убило все настроение. Поэтому скажи нормально, а?
- Семейный обед.
- В субботу?
- Ага. Отец позвонил мне сегодня. Срань невообразимая, мы только вчера вернулись из тура. Они что, на сайте «Сана» сидят? Или на моем «Твиттере»? И только не говори мне, что они и так помнили, когда я приезжаю! – вставляет брат, прежде чем я успеваю что-либо возразить.
- Дерьмо, - со вздохом шепчу я. – Семейные обеды – это вот как раз то, чего мне не хватает сейчас, чтобы почувствовать себя совсем убожеством…
- Расслабься, удар придется, как обычно, на меня…
- Не уверена… Ладно, так что там, в субботу…
- В семь.
- Запишу в ежедневник. Не напивайся только заранее, как в прошлый раз.
- Боюсь, в процессе я не успею…
- Майлз!
- Терри…
- М?
- Я чертовски по тебе соскучился…
Он говорит это совсем другой интонацией, тише и глуше, чем все остальное. Я помню этот его голос еще с детства, когда мы лежали летними ночами на ферме у дяди, глазели в черное небо и сочиняли всякие истории, а потом рассказывали их друг другу от имени разных людей.
Я вижу на другом конце коридора Адамса и понимаю, что мне надо бы вернуться в кабинет.
- Ладно, Майлз, до субботы тогда, - торопливо бубню я.
Я сажусь за свой стол, закрываю на пару секунд глаза ладонями, а потом оборачиваюсь к Дугу. Он что-то сосредоточенно высчитывает.
- Эй, чего ты там говорил насчет «Куинс Парк»?
Дуг резко поднимает голову, смотрит слегка непонимающе буквально мгновение и расплывается в улыбке.
Мой единственный способ пережить субботу – это совершить то, что я запретила Майлзу. Напиться заранее. Ну или хотя бы попытаться.
upd11.~12~
В субботу погода стоит на удивление хорошая. Просыпаясь, я даже улыбаюсь. Смотрю на чистое небо за окном, высовываюсь наружу, вдыхая холодный свежий воздух, не боясь замерзнуть, потом брожу по дому в майке и трусах, не спеша одеваться. Я сижу на кухне, щелкая по каналам, и жую кусок хлеба. С тех пор как Шон исчез из моей жизни, я чудовищно разленилась в быту. Мне даже лень поджарить тосты. Я думаю о том, что куплю кофе по дороге, перекушу днем с Дугом, ну а вечером нормально поужинаю у родителей. Хоть какая-то польза от этой встречи должна же быть. Я смотрю на бутылку вина с плохо скрываемым вожделением, но уверенно отхлебываю сок из пакета.
Под предлогом того, что мне придется ехать на машине, я все-таки отказываюсь от мысли надраться прямо с утра. Тебе не семнадцать лет, Эсти, чтобы проблемы решались алкоголем. Да и как-то по-человечески неудобно показывать себя перед Дугом еще хуже, чем он уже видел. Все-таки пить с коллегами по работе – дурацкая идея. Пить вообще лучше всего с тем, кому доверяешь. То есть в одиночку.
Мы встречаемся с Дугом прямо у стадиона. Он одет в куртку, джинсы и сиреневые кеды – типичная униформа уикенда. Но я с легким удивлением отмечаю про себя, что вижу его в таком виде впервые – и, надо сказать, такой стиль идет ему больше, чем весь этот офисный псевдошик.
- Как дела? – спрашивает он, слегка откашлявшись и приобняв меня.
- Терпимо, - усмехаюсь я, и сразу говорю ему, что после матча мне надо будет уехать. На трибуне мы покупаем по куску горячего пирога и занимаем свои места. Время до матча еще есть, и я пытаюсь непринужденно болтать.
- В детстве мы частенько ходили на футбол… Тогда он был другим. Лучше что ли. Не знаю, как объяснить. В той игре был дух. Кстати, - я меняю интонацию, попутно стряхивая крошки с губ. – В последнем классе школы я встречалась с парнем из резерва «Арсенала». Самое позорное пятно моей биографии, ну, конечно, после того, как я встретила в гей-клубе своего преподавателя по философии. Тот парень, кстати, был наполовину ирландцем. Не выношу их, если честно. Горделивые задницы. Кин, кстати, был его кумиром. Ну, сегодня мы надерем «Ипсвич», - я ловлю на себе пару одобрительных взглядов от ребят сидящих ниже нас.
Дуглас улыбается.
- Ой, извини, - я запинаюсь. – Я слишком болтлива…
- Все в порядке, - Дуг по-доброму смотрит на меня. – Тебя интересно слушать… Мы с отцом тоже любили ходить на стадион… - продолжает он после небольшой паузы. - У меня же две старшие сестры, - Дуг усмехается. – Я был отцовским любимчиком – долгожданный наследник!
Матч начинается, и трибуны поднимаются с мест, чтобы сразу зарядить «Мы – «Куинс Парк Рейнджерс». Дуг подмигивает мне и тоже включается в хор. Я быстро дожевываю пирог и поднимаюсь следом. Я удивляюсь, откуда я вообще помню все эти кричалки, но ору так, будто я самый отъявленный фанат. Когда один из нападающих выходит почти один на один с вратарем «Ипсвича», я складываю ладони рупором и выкрикиваю: «Засади ему, чувак!», чем снова вызываю одобрительное улюлюкание парней рядом ниже. Дуг касается меня слегка удивленным взглядом. Мяч уходит на угловой, с которого рейнджеры и забивают, после чего стадион взрывается громогласным: «Мы – «Куинс Парк Рейнжерс! Лучшая команда, какую видел мир!», а мы с Дугом непроизвольно обнимаемся.
До перерыва время пролетает быстро, мы вместе с трибунами не умолкаем ни на минуту, продолжая выкрикивать одобрения рейнджерам и проклятия «Ипсвичу». Когда, наконец, звучит свисток, мы снова опускаемся на сиденья, одновременно закашливаясь, чтобы прочистить порядком надорванное горло.
- Да ты гроза стадиона, - сквозь смех говорит мне Дуг.
- Следую твоему совету – даю себе отдыхать, - пожимая плечами, отзываюсь я.
- Это правильно, - его лицо вдруг становится чуточку серьезней. – Нет, серьезно… Знаешь, все эти громкие слова о призвании и амбициях, весь этот как бы долг перед… непонятно кем… - все это чушь. Это просто работа. И не стоит преувеличивать ее значение.
Я слушаю его внимательно и думаю, что пару лет назад, когда я только пришла в наше агентство еще на практику, я бы спорила с ним до пены у рта.
- Может, ты и прав, - тихо говорю я. – Знаешь, наверно, я наивная дура, но я по другому себе представляла то, чем буду заниматься после университета. Моя работа казалась мне почти волшебством. Ты можешь создавать свой мир, ты можешь облекать свои мысли в материю. А никому, оказывается, твой мир и твои мысли не нужны… Я стараюсь не думать об этом проекте, но не могу… Мне обидно, Дуг. Просто обидно. Я так ждала его, а он не только не принес мне радости, но еще и разрушил все представление о том, чем я занимаюсь. Может, оно и к лучшему, - я вздыхаю.
Дуг ободряюще приобнимает меня за плечо и снова убирает руку, пряча ладони в карманы.
- Я был чертовски зациклен на работе. Так хотел отец, он ведь тоже архитектор. Мне нельзя было опорочить фамилию. Он убедил меня, что чертежи – это главное в моей жизни, и я, действительно, поверил, что если я не буду умирать за архитектуру, архитектура не выживет, - Дуг кривит губы в усмешке. – А сейчас он злится, что я только и болтаю о проектах и выставках и все не обзаведусь семьей в свои тридцать… Ну это вообще сложная ситуация, когда у тебя две старших сестры, выскочивших замуж еще в институте, - Дуг снова усмехается, потирая лоб.
Я киваю, не зная, что сказать, но, к счастью, звучит свисток, и Дуг поднимается с места, включаясь в аплодисменты команде.
Я сижу еще какое-то время, сосредоточенно глядя на спинку впереди стоящего сиденья, вздыхаю и встаю следом, прочитав прежде смс, пришедшую от брата, с просьбой захватить его из дома.
Матч заканчивается со счетом 2:0 в пользу «рейнджерс», ближе к концу второго тайма они забивают еще один гол с прекрасно разыгранной комбинации, и публика расходится со стадиона в более чем хорошем настроении, продолжая распевать командные песни. Мы с Дугом обсуждаем игроков и спорный момент со штрафным у наших ворот.
- Спасибо, что потратила время, - негромко говорит он, когда мы, выбравшись из потока фанатов на улице, добираемся до места, где я припарковала машину.
- Брось, Дуг, - я легонько толкаю его в плечо. – Мне было чертовски интересно! Спасибо, что позвал. А то последнее время, кроме офиса и дома я ничего не вижу… И мы все-таки надрали «Ипсвич»! – чересчур позитивно добавляю я.
Улыбнувшись, мы оба замолкаем, чувствуя неловкость от внезапной паузы.
- Ладно, тебе пора, - мягко говорит Дуг, прикасаясь пальцами к моему затылку и наклоняясь, чтобы поцеловать в щеку. Я чувствую, что что-то идет не так, когда, отклоняясь, он не убирает руки. Я не успеваю прочувствовать его взгляда. Но я чувствую его губы на своих губах.
Я не отвечаю на поцелуй, но и не отталкиваю его. Все это длится все пару секунд, и я просто опускаю голову. Дуг поджимает губы и рефлекторно отступает на шаг назад. Я так и стою, не поднимая на него взгляда.
- Мне не хватило сил не делать этого… - глухо и будто виновато произносит он. – Я…
- До понедельника, Дуг! – торопливо говорю я, натянуто улыбнувшись.
Я не готова слушать его сейчас. А себя и подавно.
- До понедельника, - почти одними губами повторяет он, и я сажусь в машину.
Сразу же завожу двигатель и выруливаю на выезд, стараясь не смотреть в зеркало заднего вида. Я надеюсь, что где-то на ближайшем перекрестке меня не стошнит собственным сердцем. Потому что бьется оно где-то в горле.
upd12.~13~
- Ты опоздала, - брат спускается со ступенек крыльца, выбрасывая окурок, и садится в машину. Он выглядит так, как будто и впрямь является примерным сыночком. Ничего вызывающего – причесанные волосы, выбритые щеки. Странно, что не нацепил на себя костюм.
- Ехал бы на такси! – огрызаюсь я и трогаю с места, едва он дверь успевает закрыть.
- Эй, полегче! – возмущается Майлз. – Нет уж, на эту Голгофу мы будем ходить вместе и по расписанию. У тебя что, месячные? Какого хрена ты психуешь? – он вытаскивает из пачки новую сигарету и прикуривает.
- Признавайся, ты пил? – игнорируя его вопрос, спрашиваю я.
- Пропустил пару пива, - брат слегка сползает на сиденье, пытаясь устроиться поудобней. – Лежал на диване, смотрел футбол… Рейнджеры надрали «Ипсвич», представляешь?
Я разве что руль не выпускаю из рук и резко оборачиваюсь на Майлза.
- Мне все равно, - коротко замечаю я и снова смотрю на дорогу.
Мы довольно быстро добираемся до дома родителей. По дороге Майлз еще просит остановить, ему приходит идея подарить маме букет цветов, будто этим он остановит хотя бы половину ее критики в наш адрес. И плестись за этим букетом, конечно, приходится мне, потому что брата непременно узнают, и вместо покупки цветов все это превратится в очередную статью для «Сана».
Родители нам рады. Мама долго обнимает Майлза и качает головой, оценивая, что джинсы болтаются на нем, сколько не затягивай их ремнем. Я сразу иду на кухню, помогая определить букет в вазу. Папа с братом уходят в гостиную. Нагнав меня, мама спрашивает строгим шепотом: «Где Шон, Эстер?»
- У него командировка, - уже заученной интонацией сообщаю я.
- Эстер, - требовательно повторяет мама.
- Ну что, мне надо брать справки с его работы, чтобы ты мне верила!? – не выдерживаю я.
Мама только поджимает губы. Она делает так всегда, когда злится, но не хочет устраивать скандал. Точнее – обстоятельства ей не позволяют.
Когда все, наконец, перебросились парой фразой, мы усаживаемся за стол.
- Я испекла вам куриный пирог, какой вы в детстве любили, - говорит нам мама, суетясь у блюда, и отрезает первый кусок для Майзла. – Вы были такими ангелками, - добавляет она тише.
- Майлз, как прошли концерты? – спрашивает папа.
- Ну хоть сегодня можно не говорить об этой вашей ерунде, - перебивает мама, едва Майлз рот успевает открыть. – Эстер, ты знаешь, что Кати уехала на стажировку в Америку?
Я отвлекаюсь от пирога, чертыхаясь про себя, что о моем существовании все-таки вспомнили. Эгоистично, но я бы предпочла, чтобы сегодня вечер был посвящен Майлзу. Я совершенно не в том состоянии, чтобы играть в этом спектакле центральную роль.
- Кто это, мама?
Она смотрит на меня почти возмущенно и вздыхает так, словно я заблевала Букингемский дворец.
- Вы учились вместе! Я всегда знала, что она далеко пойдет – вот что значит пробивной характер. А ты сидишь в этом Лондоне и бездействуешь.
Я пытаюсь проглотить пережеванный кусок, но он почти застревает в горле. Мне даже нечем его запить – чай еще слишком горячий.
- Ну вы как хотите, а мы с Майлзом выпьем виски, да, сынок? – пытаясь разрядить паузу, вставляет папа слишком бодрым голосом.
- Я работаю в одном из лучших архитектурных бюро города, мама, - как можно спокойней говорю я. – И у меня свой проект.
- О Майлзе хотя бы пишут в газетах, а о твоем проекте что-то не слыхать…
- Ну извини. Архитектура – это не рок-группа, чтобы писать о ней на каждом заборе, - наплевав на приличия, жестко добавляю я. – Ты могла бы интересоваться тем, что я делаю, а не только тем, когда я выйду замуж.
- Не начинайте только как обычно, - обрывает меня папа. – Оставь ее в покое, Лиза. Эстер умная девочка.
На некоторое время мы все замолкаем. Мама наливает себе вина, и все втроем они чокаются и выпивают за нашу встречу. Я отказываюсь, говоря, что я за рулем. Но если честно, у меня уже не осталось никакого настроения даже на то, чтобы напиться. По крайней мере, не здесь и не сейчас.
- Майлз, а у тебя появилась девушка?
Брат закашливается виски, и, закатывая глаза, я легонько хлопаю его по спине.
- Откуда она должна появиться, мама? Это не пасхальный кролик в саду, чтобы вот так вот – появляться!
Я сдавленно хихикаю, прикрывая рот ладонью.
- Все девушки делятся на две категории, - с видом ученого говорит Майлз, жуя пирог. – Одни хотят только трахнуться со мной, а другие уже трахнулись …
- … и больше ничего не хотят после этого, - саркастично перехватываю я, и мы с братом стукаемся кулаками.
Папа смеется, глядя на нас.
- Дети, это омерзительно! – возмущается мама, но едва ли может побороть улыбку. – А ты помнишь, Майлз, когда вы были маленькие, ты хотел жениться на Эстер…
- Не помню! – брат изумленно смотрит на маму.
- Я тоже! – спешу сказать я следом.
- Было-было, - усмехается мама. – Вам было лет пять, мы первый раз вывезли вас во Францию, на море… Мне приходилось краснеть, потому что Майлз всему персоналу отеля сообщил, что это его будущая невеста. Какие-то немецкие пенсионеры даже возмутились, как я воспитываю детей, - мама улыбается. – Это было уже так давно…
Я опускаю глаза. Такие моменты всегда делают меня бессильной. Они заставляют меня чувствовать, будто я с игрушечным пистолетом сражаюсь против современной армии. В такие моменты я думаю, что я очень сильно люблю свою семью. И еще сильнее нуждаюсь в ней. Что это единственные близкие мне люди, единственная любовь, которую я могу получить, а мы тратим время на выяснение отношений. После этого мне лишь больнее получать очередную пощечину.
- Мы просто чертовски переживаем за вас, дети. Вы поймете нас, а пока просто поверьте, - тихо говорит папа.
- Вот именно, что им уже пора переживать за своих! – не унимается мама. – Через три месяца тебе будет уже двадцать шесть, Эстер.
- Ему тоже! – успеваю вставить я, указав на Майлза.
- Время летит очень быстро – не успеешь оглянуться, как останешься одна. Если уж карьера тебя больше не интересует, займись семьей. Хоть в чем-то же тебе надо состояться!
- Меня интересует карьера, мама!
- Не очень заметно.
- Ну конечно, у тебя всегда есть кто-то лучше меня!
- Это не так, Эстер, я хочу, чтобы ты была лучшей! Ты ведешь себя, как ребенок.
- Может быть так и есть. Я ребенок. Ребенок, которому нужна мама, а не начальник! – я чувствую, что сегодняшний день уже довел меня до предела, и так просто я сейчас не заткнусь. – Я жду, когда ты скажешь что-то про меня, мама. А не про кого-то вокруг, на кого мне стоит равняться! Мне нужен совет от тебя по поводу моей жизни, а не насчет того, как сделать ее похожей на чью-то чужую! Ты всегда прощала Майлза, всегда закрывала глаза на его глупости. Он же у нас вроде блаженного в семье – неразумное дитя, перебесится. Он вроде твоей запасной надежды, да? Если бы ты хоть раз, мама, посмотрела на мою настоящую жизнь, а не на ту, которую ты видишь – ты поняла бы, что не такое уж я дерьмо! – резко бросаю я, хватаю сумку, вытаскиваю пачку сигарет и несколько раз, чертыхаясь, щелкаю зажигалкой.
За столом повисает пауза. Я чувствую ошарашенный, с примесью испуга взгляд брата на себе и слышу, как он шепчет мне сквозь зубы: «Эстер!», будто призывая образумиться. Я и сама не верю, что сказала все это. Смогла сказать.
- Эстер, ты что, куришь? – ровным голосом спрашивает мама, но я прекрасно чувствую, что внутри у нее все кипит. – Прекрати немедленно.
Я молчу и только отчаянно затягиваюсь.
- Эстер, что ты делаешь, - снова шепчет брат, сжимая мне локоть.
- Да пошел ты к черту! – я резко выдергиваю руку, едва ли не отпихивая его от себя. – Пошли вы все к черту!
Я встаю из-за стола, вылетаю в коридор и начинаю спешно одеваться. Мне горько и обидно и от того, что сказали мне, и от того, что сказала я. От ссор никакой пользы, на самом деле. Никакого чувства, что я постояла за себя. Только больней.
Уже на лестнице меня нагоняет Майлз. Я даже его видеть не хочу сейчас. Он словно напоминание о том, какое место я занимаю в этой семье. Я должна. Я ответственна. Я радость. Я живу за двоих. Нормальную жизнь, которой у меня даже для себя одной нихрена нету.
- Терри, подожди, - глухо говорит он и прикасается к моему плечу.
Я и не думаю убегать. Мы выходим на улицу, и я останавливаюсь на тротуаре, глядя куда-то вдоль улицы. Я даже расплакаться не могу. Слезы просто так и стоят в глазах – ни туда, ни сюда.
- Зря ты так с ними… Они ведь правда любят нас так, как никто не полюбит… - судя по голосу, брат стоит совсем рядом со мной, но я и не думаю к нему поворачиваться.
Мы молчим. Ветер треплет выбившиеся пряди из моей прически, а пальцы зябнут от промозглого вечернего воздуха.
- А было бы круто, - вдруг неожиданно бодро говорит Майлз.
- Что? – нехотя спрашиваю я.
- Если бы мы, правда, могли пожениться. В современном мире, когда на секс у большинства пар все равно не хватает то времени, то желания, нам, по крайней мере, было бы о чем поговорить…
Я едва усмехаюсь, но ничего не отвечаю ему и по-прежнему стою к нему спиной. Пальцы замерзают совсем. Второпях я плохо замотала шарф, и ветер холодной змеей проползает за воротник.
- Забросишь меня домой, - просит Майлз.
- Когда ты уже купишь себе машину, - отстраненно замечаю я. Уличные огни сливаются в большие яркие пятна.
У меня даже дыхание перехватывает от неожиданности, когда Майлз вдруг разворачивает меня к себе и крепко обнимает за шею и плечи. Он утыкается мне носом в макушку, а потом, обхватив ладонями мое лицо, начинает целовать щеки, лоб, уголки губ и виски.
Я лишь растерянно болтаюсь у него в руках тряпичной куклой. Майлз снова прижимает меня к себе, кладя подбородок мне на голову.
- Не злись на меня, а? И не дели их любовь между нами. Просто в тебя они верят больше. На самом деле. Но пока ты любишь меня, мне плевать. На все в этом долбанном мире мне плевать. Ты любишь меня, Терри?
upd13.~14~
Шон перестал отвечать мне. Не то, чтобы это удивило меня. Это вроде как – «чего ты хотела, девочка?»
Ты обидела его. Обидела ни раз. Он думает, что ты изменила ему, а ты, в общем-то, даже не попыталась это опровергнуть.
Но я чувствую себя не столько одиноко, сколько опустошенно. И такое чувство, что каждый новый день, каждое новое событие только опустошает еще больше.
Утро понедельника начинается слишком рано. Мне не спится, и я слоняюсь по дому, слушаю радио и думаю, что, наверно, мне надо завести кота.
На работе первая половина дня проходит в привычных совещаниях. Мы с Дугом успеваем только поздороваться, и делаем вид, что ничего в субботу и не случилось. Не краснеем и не опускаем глаза – в конце концов, мы уже не школьники для таких формальностей. Я только замечаю, что он выглядит таким же уставшим, как и я. Будто выходных и не было.
- Из Парижа пришли свежие каталоги, - в кабинет заглядывает наша очередная стажерка.
- Спасибо, оставьте, - вяло говорю я, не отрываясь от монитора ноутбука. Боковым зрением я чувствую, что Дуг бросил на меня удивленный взгляд.
Я бы тоже удивилась. Еще недавно я бы тут же взяла их, почти бы вырвала из рук, распорола упаковочную пленку и утонула бы на их страницах. Сидела бы как наркоман и разве что не нюхала глянцевую бумагу. А потом без умолку обсуждала все эти ткани, плитки и кровати за десятки тысяч евро.
Сейчас я сижу и думаю: «Никуда эти каталоги не денутся».
Мне приходит емайл от подруги. То есть, так следует ее называть, ведь мы знакомы около семи лет. А сейчас мы видимся от силы пару раз в год. Гугл, фейсбук, смс – все это создает обманчивую видимость людей в твоей жизни. Вы пишите короткие сообщения, просматриваете новые снимки, но кто вспомнит, когда была выпита последняя чашка кофе вместе?
Так вот она пишет мне очередное письмо и говорит: «Может, увидимся?»
А я понимаю, что катастрофически этого не хочу. Что видимость людей в моей жизни меня вполне устраивает.
Я просто прокручиваю нашу возможную встречу в голове. Я могу рассказать ей, что Шон ушел от меня. И она будет меня жалеть. Я могу врать, что у меня все прекрасно. И нам обеим будет чертовски скучно. Чужое счастье никому неинтересно, а вранье утомительно. Я думаю, что такие люди это балласт. Если бы не гугл, фейсбук и смс – мы бы давно забыли друг друга.
Я пишу ей: «Нет, знаешь, сейчас не получится» и, подумав, дописываю: «Но как-нибудь обязательно надо!»
Я снова начинаю думать о Шоне. Мне совсем это не нравится. Это делает меня слабой в моих же собственных глазах. Слабой до слез, как лет в тринадцать, когда над тобой начинают подшучивать: «Эй, ты чего, влюбилась в него что ли?», а ты только фыркаешь и идешь лить слезы в туалет вместо математики.
Он был таким привычным фоном моей жизни, что его отсутствие выглядит только острей от этого. Так странно просыпаться одной. Так странно не сталкиваться в ванной. Так странно не заезжать вечером в «Теско», потому что так странно ужинать одной. И я просто не ем. У меня нет аппетита, я не заглядываю в холодильник, и мне вполне хватает того, чем я перекусываю в течение дня.
Мне тоскливо без него, но это ерунда. Это сущая ерунда по сравнению с тем, как мне придется рассказать все это маме. Рано или поздно придется. Нет, я справлюсь с тем, что от меня ушел парень. Как-нибудь справлюсь, потому что больше это некому делать. В торжестве своей правоты мама, как обычно, забудет, что я не только наглядная ошибка, но еще и ее дочь.
У меня на столе звонит телефон. Это Адамс. Хочет выяснить что-то насчет оформления барной зоны в кинотеатре, и я даже сначала не понимаю, о чем он. Макеты уже давно у него – бар оформлен под кинокафе. Он поделен на несколько зон, каждая из которых стилизована под какой-то жанр: вестерн, триллер, мелодрама. Сам бар смахивает на аппаратную, в стульях угадываются элементы бобин с пленкой, а сама стойка должна была бы быть заклеена рекламными плакатами, имитирующими старые киноафиши.
Эту идею мне подкинул один приятель – художник с Портобелло. Недавно он наладил производство винтажных и нестандартных предметов интерьера и обещал мне помочь с оформлением, в случае необходимости. Все это я уже рассказывала Адамсу. Показывала портфолио этого художника, и Адамсу все нравилось. Он даже похвалил меня, сказал, что я не боюсь экспериментов.
И вот теперь он звонит мне, и говорит: «Свяжитесь с «Домом Конти»
- В каком смысле? – отвечаю я.
- Они, как наши давние партнеры, разрабатывали альтернативный проект для бара. Заказчики все-таки склонились к нему. Так что свяжитесь с ними. Обсудите, если нужно какие детали, и пусть они тогда отправляют нам материалы и оборудование.
- Хорошо. Свяжусь сегодня же, - после паузы, за которую я успеваю прокрутить карандаш вокруг оси, говорю я, и сама удивляюсь своему спокойствию.
Он издевается, или правда считает, что мне есть, что с ними обсудить? Я кладу трубку и понимаю, что даже не хочу сейчас тратить время и нервы на очередной выплеск эмоций. У меня и эмоций-то не осталось. Альтернативный проект, как мило. Для девочки на телефоне они могли бы найти кого-то с зарплатой поменьше.
Я снова чувствую, что Дуг смотрит на меня. Я поворачиваюсь к нему и говорю: «Пойдем обедать».
На этот раз мы идем в небольшой итальянский ресторанчик совсем рядом с нашим офисом. Обычно даже днем там немноголюдно, за обед выходит что-то около десяти фунтов, и за эти деньги они готовят стоящую пасту и чертовски аппетитное минестроне. Мы не говорим ни слова о работе. Дуг словно чувствует, что сейчас лучше не надо. Еще только когда мы выходим из офиса, я начинаю хохотать. Если честно – просто так. Но Дуг выглядит озадаченно, и в поле зрения мне подворачиваются спасительные школьники, которые стоят на другой стороне улицы и сквозь стекло корчат рожицы оформителю витрины бутика.
Наш заказ в ресторане приносят довольно быстро, и я сразу принимаюсь за еду. Дуг медленно возит ложкой в тарелке, будто обдумывает что-то, и, наконец, говорит.
- Эстер… Я хотел извиниться за субботу, - он поднимает глаза, смотрит в упор пару секунд, и снова утыкается в изучение плавающих в бульоне овощей. – Я повел себя неправильно…
Я чувствую, что слова даются ему нелегко. Он тщательно подбирает их, спотыкаясь о паузы, но я не перебиваю его. Твое участие никому особо не нужно. Просто дай человеку выговорится, и он будет тебе благодарен.
- Я не должен был делать это и ставить тебя в неловкое положение. Это было не по-мужски, - Дуг говорит тверже. – И вообще некрасиво по отношению к тебе и твоему парню, - он облокачивается на стол и потирает лоб. - Прости меня. Этого больше не повторится.
Я смотрю на него очень внимательно, пожалуй, что с минуту, он решается ненадолго поднять взгляд, а потом смотрит куда-то в мою тарелку.
- Извинения приняты, - говорю я, и мы оба улыбаемся с легкостью. Мы едим почти не нарушая тишины.
Потом, прежде чем вернуться в офис, мы заходим в «старбакс». Мы сидим за узким столиком у окна, и оба смотрим на промозглую улицу, потягивая латте как можем медленно. Будто время от этого тоже убавит ход и подарит нам хотя бы лишний часик, свободный от работы.
Я думаю о том, что мне нужно новое пальто. Может быть, поменять прическу или цвет волос. Я думаю, что вместо кота, возможно, лучше купить собаку и гулять с ней каждый день в парке. А перед этим можно пойти в какой-нибудь русский бар и напиться там водки. Твоя свободная жизнь, Эстер. Используй хотя бы ее по назначению. Или оправдывай статус неудачницы.
- Он ушел, - говорю я, не глядя на Дуга. – Он ушел, а я поняла, что люблю его.
Я ума не приложу, зачем говорю это. Мне кажется, что слова сами срываются с губ. Будто я не отдаю себе отчета, что сижу в переполненном кафе с коллегой и пью этот дерьмовый кофе. Отвратительность, возведенная в культ. Вот и я с этим коротким монологом выгляжу примерно так же. В такой идиотской мелодраме даже Кира Найтли сниматься бы не стала. Но я говорю эти слова где-то далеко отсюда. Внутри себя. Просто получается вслух.
- А знаешь, в чем смех? – спрашиваю я, и действительно смеюсь.
Кофе остывает, а я думаю про себя: «Не забыть позвонить в «Конти» сейчас».
- Мне даже обвинить некого! – отвечаю я на свой же вопрос, и начинаю реветь.
upd14.~15~
- В общем, все отзывы положительные! – Алан откладывает папку с бумагами, наконец-то завершив свой монолог о том, как пресса разных стран отозвалась о концертном туре.
Мы сидим у него в квартире – я и музыканты. Майлз стоит у стены и улыбается прозрачной улыбкой. Да, я всегда так называю ее про себя. Она почти невидимая, спрятанная между губ, будто он не хочет показать, как счастлив сейчас.
- Ладно, хватит болтовни, давайте выпьем, - он берет со стола очередную бутылку шампанского и разливает всем по бокалам.
- Засранец, да ты понимаешь, что мы надрали всем задницу! – хохочет Алан. – Кстати, во вторник у нас встреча на студии. Ты бы видел, как они со мной любезничали – теперь нас ждет контракт уже на три альбома! На три, парни – это лет шесть можно ни о чем не думать!
- Черт, а вспомните, год назад мы еще скидывались на бутылку виски, - подключается к разговору барабанщик Кайл.
Они все пускаются в воспоминания, обсуждают какие-то случаи из тура, смеются. Рамон сидит рядом со мной на диване и выглядит так, будто он тоже просто гость. Он цедит шампанское и мне кажется, что мыслями он где-то очень далеко отсюда.
- У тебя есть родители? – негромко спрашиваю я вдруг. Скорее ради того, чтобы занять разговором саму себя, нежели его.
Он поднимает на меня слегка удивленный взгляд.
- У каждого человека есть родители. Даже если он об этом не знает
Я уже успеваю подумать, что светские диалоги совсем не мой конек, как Рамон улыбается и, кажется, я вообще вижу его улыбку впервые, и говорит: «Конечно, есть. Они в Висконсине. Я оттуда родом, когда мне было пять, мы переехали в Брайтон. Вроде как они посчитали, что английское захолустье лучше американского… Ну а пару лет назад, они решили вернуться в Штаты.
Я киваю и отставляю бокал с шампанским в сторону. Удивительно, но пить сегодня вечером мне совершенно не хочется. У ребят с завтрашнего утра начинается долгожданный отпуск, а меня ждет офис. Моя моральная усталость уже дошла до того момента, когда отказывают и физические силы. Мне сложно вставать по утрам, мне все время хочется спать, головокружения переходят в мигрень и обратно – мне кажется, я разваливаюсь на куски и только бессильно злюсь на все. На все, что меня окружает. В конце этого месяца мы сдаем проект и мне, без шуток, хочется застрелиться. А перед этим застрелить Адамса. Мне кажется, это единственный выход.
Когда я бываю с Майлзом и его музыкантами, это похоже на глоток свежего воздуха. Посмотри, есть и другая жизнь. Там можно пить шампанское и находить свое имя в NME. Там есть друзья.
Это инъекция самообмана на пару часов. Я рада за Майлза. Чертовски рада. Я помню, что было год назад. И что было два, три и черт знает еще сколько. Я помню, как он разучивал «Привет, я снова вернулся», «Нарисуй это черным» и «Сигареты и алкоголь» на гитаре. Это было первое, что он сыграл. Я помню вкус его беззвучных слез, когда за выступление им даже пожрать не давали в баре. Вы классно отыграли парни, а теперь валите. Я помню, как он не сдавался. Я все это прекрасно помню. И сейчас, глядя на него, я думаю, что гребаная справедливость все-таки существует в этом мире. Он заслужил это. Справедливость всегда приходит только к тем, кто ее заслужил.
Я думаю, что мой брат – очень сильный парень. Намного сильнее меня.
Из мыслей меня выдирает повысившийся тон голосов.
- Нет, что это за херня, Алан? – спрашивает Майлз, нахмурив брови. – Никакого нахрен отпуска – мы едем в Будапешт.
- Ты хоть знаешь, где он находится, - усмехается Алан.
- Я не шучу! – сурово замечает Майлз, наклоняясь к лицу Алана и едва не упираясь в него носом.
- Что случилось? – шепотом спрашиваю я у Рамона.
- Майлз прочел в гостевой книге сайта, что венгерские фанаты присылали петицию с просьбой приехать к ним с концертом. А Алан говорит, что понятия об этом не имеет.
- Майлз, у нас будет еще ни один тур – доедем, куда хочешь, - все еще с усмешкой говорит Алан.
Мне же по всему видно, что Майлз серьезен. Серьезен и зол.
- Ты не понял меня, Алан? – говорит брат стальным голосом, прищурив глаза.
В комнате повисает гробовая тишина. Все перебрасываются быстрыми взглядами из-под полуопущенных век.
- Ты завтра же организуешь нам концерт в Будапеште. Твою мать, эти ребята ждали нас, они нас поддерживают и не каждый имеет возможность добраться до какого-нибудь сраного Берлина! – Майлз с силой швыряет бокал о стену и он разлетается осколками и брызгами оставшегося там шампанского. Я вздрагиваю от неожиданности. Парни смотрят на меня, будто ждут, что я должна что-то сделать. А я прекрасно знаю, что когда Майлз в таком состоянии его лучше не трогать. Я знаю, что Майлза очень трудно переубедить.
- Это безумие, Майлз. Ты просто набрался.
- То есть концерта не будет?
- Нет.
- Отлично. Ты уволен.
- Майлз, - Рамон поднимается с дивана.
- Заткнись нахрен!
Мы все молчим и смотрим в пол. Майлз глотает шампанское прямо из горла очередной бутылки, вытирает губы рукавом, а потом обводит нас всех взглядом.
- Ладно, я не собираюсь тут портить вечер с вами! Сегодня я собираюсь веселиться на славу! Пошли, - он подходит ко мне и с силой тянет за руку.
Я морщусь и потираю запястье.
- Ты тоже! – он неожиданно подталкивает Рамона к выходу вместе со мной.
Мы выходим на улицу в полной тишине. Я и Рамон идем позади Майлза и переглядываемся. Рамон смотрит на меня так, будто от моих действий сейчас зависит сохранность планеты.
Майлз ловит кэб и мы мчимся куда-то по ночному Лондону. Майлз снова хлебает шампанское из захваченной бутылки, улюлюкает и подпевает песням по радио. Мы с Рамоном мрачнее тучи.
- Майлз… - неуверенно начинаю я. – Алан прав. Сейчас вам всем следует отдохнуть – вы работали на износ… Давай ты поедешь домой. И мы все тоже…
- То есть ты считаешь, что этот говнюк прав?
- Нет, но…
- Какое «но»? Какое нахрен «но»?!
- Майлз. Ты, правда, пьян. Тебе надо домой.
- Господи, вы такие же зануды, - Майлз закатывает глаза, просит водителя остановить и вышвыривает нас из салона. – Я отлично повеселюсь один!!! – орет он нам из окна отъезжающего кэба, показывая средний палец.
Мы с Рамоном стоим на краю проезжей части, черт его знает какой улицы, и только ошарашено провожаем глазами кэб. Нам начинают сигналить машины, и Рамон отводит меня на тротуар.
- И что будем делать? – тихо спрашивает он.
- Не знаю, что собираешься делать ты, а я сейчас звоню своему парню и прошу забрать меня! – деловито отвечаю я.
- А Майлз…
- К черту Майлза! К черту! – я почти ору, уже уходя от Рамона дальше по улице. Я чувствую, что слезы так и жгут глаза и оставаться здесь нельзя. Мне приходит в голову действительно безумная идея – поехать к Шону. Он нужен мне сейчас так, что словами не описать. Мне кажется, что сейчас именно тот момент, когда мы можем помириться, и все будет хорошо.
Я ловлю такси и еду к дому его друга, к которому он съехал от меня. Я стою минут пять на тротуаре, собираясь с силами, но в итоге решительно жму на звонок. Дверь открывает Люк, судя по его виду и одежде, я вытащила его из постели. Я немного заминаюсь – я совсем забыла о времени – уже около полуночи.
- Люк… привет, - я улыбаюсь, но как-то нервно. – А…я к Шону…
- Его сейчас нет, - слегка удивленно отвечает он, видимо, рассчитывая, что я, в общем-то, должна быть в курсе.
Этот ответ так выбивает меня, что мне даже не приходит в голову спросить, где он. Я уже сама выстраиваю все в голове. Где, черт возьми, может быть человек в двенадцать ночи в будний день?
- Я передам ему, что ты приходила…
- Нет! Нет, Люк, пожалуйста, ни слова!
- Ладно-ладно, - соглашается Люк, настороженно глядя на меня. – Ты в порядке, Эстер?
- Да, да… - бубню я, разворачиваюсь и, шатаясь, спускаюсь по ступенькам.
- Эстер, - окликает меня Люк, кажется, догадавшись, что я поняла его как-то не так. – Он в командировке, ты не знаешь?
- Плевать, - отзываюсь я, уверенная в том, что Люк это сейчас выдумал специально для меня. Не оборачиваюсь и сажусь в удачно подъехавший кэб.
Я достаю телефон и ищу номер Дугласа. Новая жизнь – так новая жизнь. Он, конечно, примчится меня успокаивать. Потом мы, конечно же, переспим. Потом…
- На вашем счету недостаточно средств для данного вида связи, - равнодушно сообщает мне голос в трубке.
Я только тяжело выдыхаю и запрокидываю голову назад. Я думаю, что самое позднее – завтра утром я уже буду благодарна своей забывчивости пополнять баланс.
- Куда едем? – спрашивает меня водитель. И я называю ему свой домашний адрес.
Дома я чувствую, как вся усталость дня наваливается на меня разом. Я еле переставляю ноги, наскоро умываюсь и заваливаюсь в кровать.
Меня будит звонок городского телефона в пять утра. Мне тяжело разлеплять глаза, поэтому я на ощупь ищу трубку.
- Эстер, это Алан, - говорит на том конце сосредоточенный голос. – Ты можешь приехать в госпиталь «Челси»?
Я моментально просыпаюсь окончательно и распахиваю глаза.
- Майлз? – хрипло спрашиваю я, и дрожь в интонации не столь заметна.
- Майлз, - отвечает мне Алан.
upd15.~16~
Едва начинает светать, когда я оказываюсь в клинике. Там меня встречают Алан и Рамон. Все кажется мне дежа-вю того дня, когда Майлз обдолбался и сломал ногу. Я думаю, что пока рано звонить родителям – надо сначала самой узнать, что, черт возьми, стряслось. И по лицам парней я сразу понимаю, что ничего хорошего.
Мы здороваемся вполголоса, Рамон протягивает мне стакан кофе из автомата, и я благодарю его кивком.
- Что с Майлзом? – спрашиваю я у Алана.
Он вздыхает, откашливаясь. Я начинаю паниковать.
- Алан? Что случилось? Скажите мне!
- В общем-то, мы ждем доктора…И нихрена не знаем, Эстер. Его нашли на улице, без сознания, «скорую» вызвали арабы из ближайшего продуктового магазинчика. Хорошо, если они понятия не имеют, кто он такой… - Алан потирает лоб. – А то у меня уже аллергия на журналистов…
Я прижимаю пальцы к губам, делаю пару шагов туда-сюда по пустому коридору и сажусь на кожаный диван у стены.
- Я так и знала, что он влипнет, - я складываю ладони замком у подбородка. Весь вчерашний вечер несется у меня перед глазами плохо смонтированными кадрами. Майлза было нельзя оставлять одного. Нельзя, черт возьми. Но обида и личная злость перекрыли вчера пути к разумным поступкам. У меня даже не возникло мысли, что надо любой ценой отвезти Майлза домой. Вчера вообще произошло слишком много дерьма. Возможно, это был один из худших вечеров моей жизни.
Мы сидим молча, пока в коридоре не показывается доктор. Мы почти подпрыгиваем ему навстречу.
- Доктор Ленберг, - представляется он. Вы, я так понимаю, сестра Майлза Вудворта?
Я торопливо киваю.
- Тогда пойдемте в мой кабинет…
- Нет-нет, говорите прямо здесь, - я беспорядочно машу руками. – Они… Мы все вместе, да.
- У мистера Вудворта серьезные проблемы с сердечной мышцей, - доктор скрещивает руки на груди. – Мы провели пока общее обследование, но сосуды ослаблены…. Ему категорически противопоказаны чрезмерные физические нагрузки. И никакого алкоголя. Сердце может не выдержать… В течении сегодняшнего дня я еще сообщу вам о дальнейшем комплексе лечения.
- Можно его увидеть?
- Позже, - говорит доктор и уходит.
Алан и Рамон остаются стоять посреди коридора, когда я снова сажусь на диван, наклоняю голову к коленям и запускаю пальцы в волосы.
А дальше время на удивление пролетает чудовищно быстро. Сначала мне приходится звонить на работу и плести что-то про плохое самочувствие. Потом я собираюсь с силами звонить родителям. Я не знаю, как сказать им. Я вообще сомневаюсь, стоит ли, но убеждаю себя, что это трусость и слабость – не сказать.
Они приезжают в больницу к десяти утра. Мама плачет, переспрашивает по нескольку раз, что сказал доктор, говорит, что всегда знала, что эта музыка не принесет Майлзу ничего хорошего, и я чувствую себя дерьмом.
Я всегда ощущала ответственность за него. И всегда буду, наверно. Возможно, три минуты – это очень весомая разница. Я знаю, что это я виновата. Я виновата в том, что случилось. Вчера вечером я думала только о своей заднице. Я совсем забыла о своем брате. Я думаю, что была виновата еще значительно раньше – когда дарила ему этот чертов «фендер», вместо того, чтобы сказать «очнись, братишка и готовься к колледжу».
Я понимаю, что это неправильно. Что этот путь Майлз выбрал сам. И нельзя дышать за другого человека. Даже если мы одно целое – нас все равно двое. И чувство вины стоит комом в горле.
Я сижу, привалившись к плечу папы, стараясь отключиться от звуков сирен снаружи здания, от причитаний мамы. Рамон постоянно выходит курить. Алан бесконечно звонит кому-то по телефону.
Около полудня к нам снова выходит доктор Ленберг. Он зовет меня и говорит, что проводит палату. Все вскакивают следом, но доктор говорит: «Ему необходим сейчас полный покой. Я могу позволить только одно посещение – он хотел видеть сестру».
Я сталкиваюсь взглядом с Рамоном. Он идет с нами до дверей в палату.
- Буквально пару минут, - предупреждает меня доктор, прежде чем я захожу внутрь.
Майлз лежит на белоснежной больничной кровати, из тех, что всегда больше напоминали мне носилки из морга. К нему подключен пучок каких-то проводов, и вся эта электроника мерно попискивает.
Я сглатываю и подхожу ближе.
- Терри… - тихо говорит он, едва разлепляя губы. Я вижу, что он очень ослаблен. Его кожа непривычно бледная и синяки под глазами темнее и больше, чем обычно.
Я не знаю, что можно сказать в такой ситуации. «Как ты?», «Как это произошло?»… ?
Я знаю, что это совершенно не то, что я должна говорить сейчас.
Я просто сажусь рядом и беру его руку в свои ладони.
- Все хотел спросить – Рамон на тебя запал? – хрипло говорит брат.
- С чего ты взял? – удивляюсь я.
- Да вы все время вместе…
Я отвожу взгляд, делаю вдох поглубже и снова смотрю на Майлза.
- Рамон любит тебя, - решаюсь сказать я.
Майлз слабо усмехается, не разлепляя губ.
- Так и знал, что он гребаный педик…
И мы оба пытаемся улыбнуться. Я слегка сжимаю свои пальцы, проводя подушечкой большого по обветренной коже тыльной стороны ладони брата.
- Это конец, да? – спрашивает Майлз, поворачивая голову на бок. Его челка зачесана назад, и открытый лоб придает лицу совсем болезненный вид.
- Почему? Ты будешь жить, – я почти шепчу это: на голос не хватает сил.
- А выступать?
Я поджимаю губы и сдерживаю слезы как могу. Я очень хочу сказать, что это не главное в его жизни. Но я не могу врать ему. Поэтому я молчу.
- Все будет хорошо, Майлз… - я наклоняюсь, чтобы поцеловать его в щеку и глажу по голове.
В палату заходит доктор и просит меня покинуть Майлза. В коридоре он снова собирает нас вместе, я хлюпаю носом и вытираю уголки глаз.
Доктор Ленберг говорит, что анализы оказались не так плохи, но пару дней Майлз еще должен пробыть в больнице. Он пройдет несколько профилактических и укрепляющих процедур.
- А потом, - продолжает доктор, - я бы рекомендовал ему отдых. Где-то, где он сможет быть в полном покое. В таком состоянии для пациентов, это гораздо полезнее, чем больничные стены. Что, впрочем, не исключает, что каждый месяц ему необходимо посещать кардиолога. Желательно так же обследование в клинике примерно каждые полгода… Завтра вы сможете его посетить после трех, - прощается с нами доктор, а мы остаемся стоять и переваривать все услышанное. Все смотрят на меня, а я смотрю в пол.
- О чем ты поговорила с Майлзом? Как он? – требовательно спрашивает мама. Даже в такой момент она не может оставить этот тон.
- В порядке, - говорю я. – Он держится…
- Эстер, - говорит папа. – Ты должна поехать с Майлзом. На этот отдых… Ты должна быть с ним…
- Куда поехать?
- В Пензанс. На ферму. Я думаю, это лучшее место.
- Но… - я чувствую себя совершенно потерянной. – Я не могу… - слабо возражаю я. – Я веду проект…
- Эстер, ты должна, - мягко, но уверенно говорит папа. – Майлз любит тебя больше всех на этом свете. Ты должна быть с ним.
- Но…
В моей голове все путается, и я понимаю, что категорически не умею принимать решения.
- Эсти, пойдем, попьем кофе, - зовет меня Рамон.
Мы покупаем по стаканчику, а потом выходим во внутренний двор. Рамон закуривает, я отказываюсь, я чувствую, что меня все еще мутит.
Я даже не успеваю среагировать, когда Рамон резко прижимает меня к стене, упираясь рукой в шершавые кирпичи. От неожиданности я роняю кофе.
- Если ты не поедешь с ним, сука, я убью тебя, - глухо говорит Рамон. Он смотрит мне прямо в глаза и его лицо совсем близко. По его жесткому взгляду я понимаю, что он не шутит.
- Я просто нахрен тебя убью, ясно? - твердит он. – Эта сраная больничка не спасет его, - Рамон глубоко затягивается. – Не смей бросать его сейчас… А еще знаешь… если ты не поедешь с ним, тебе самой захочется сдохнуть, - понижая голос говорит Рамон, убирает руку и прислоняется спиной к стене.
Я запрокидываю голову и закрываю глаза. А потом резко складываюсь, будто получила удар в живот, и меня рвет. Я зажимаю рот рукой, и вся ладонь оказывается в мерзкой желтоватой клейкой желчи. Собственно, позавтракать я не успела, и желудку не с чем расставаться.
Рамон настороженно смотрит на меня, тут же выбрасывает сигарету и достает из кармана платок. Самый настоящий старомодный хлопчатобумажный платок.
- Что с тобой? – спрашивает он, придерживая меня за плечо.
Я мотаю головой и пытаюсь стереть слюни с подбородка.
Рамон отстраняет мои руки и вытирает мне рот своим платком. А потом, чуть смущаясь, отдает его мне совсем.
- На, держи…ладони вытри…
- Спасибо, Рамон, - глухо говорю.
Он протягивает мне свой стаканчик с кофе.
- Вот еще… если не брезгуешь… рот прополоскай… - Рамон переминается с ноги на ногу. Я чувствую, что ему неловко проявлять заботу обо мне, после того, как мы в очередной раз ссорились.
Я послушно набираю капучино в рот, а потом сплевываю в урну. Рамон так и стоит, прислонившись к стене, и выпускает дым от новой сигареты в низкое мрачное небо.
- Ты бы знала, как сложно тебя ненавидеть… Ты так похожа на него…
Я смотрю на него пару вдохов, а потом разворачиваюсь, чтобы идти обратно в корпус. Сделав шаг, я останавливаюсь.
- Я постираю и отдам тебе, - я киваю на платок. – Пойду, позвоню на работу, - кривя губы в нервной попытке улыбнуться, говорю я.
На этаже я захожу в туалет, умываюсь ледяной водой пару раз, а потом смотрю в зеркало и думаю, в каких словах сказать Адамсу, что я увольняюсь. Это же твой звездный шанс, Эстер. Сколько раз ты представляла это за последние пару недель? Как хотела однажды сказать все, что ты думаешь об этом надменном ублюдке и его гнилом агентстве.
В момент исполнения некоторых желаний, остро хочется забрать приз деньгами. Ну или хотя бы тостером. Я понимаю, что моя новая жизнь наступает именно в тот момент, когда больше всего хотелось зацепиться за старую.
upd16.~17~
«С первых полос прессы не сходят сообщения о дальнейшей судьбе группы «Ленивая Грета», чей блистательный европейский тур завершился на печальной ноте, повергшей в шок всех поклонников. Фронтмэн Майлз Вудворт был госпитализирован в кардиологическое отделение одной из клиник Лондона. Сегодня на пресс-конференции менеджер коллектива Алан Милнер заявил, что группа уходит в бессрочный отпуск. Напомню, NME назвал «Ленивую Грету» открытием года, а их дебютный и пока единственный альбом «Римские дороги в Марокко» стал платиновым в Великобритании, Франции и Германии. «Би-би-си четыре» желает тебе выздоровления, Майлз!» - ведущий улыбается так, будто рекламирует зубную пасту, и его лицо сменяется на экране каким-то клипом.
- Блядь, я же говорил тебе, что лучше было сходить на них, а не на «Подсадных детективов»!
Под экраном телевизора, висящего у палатки, где арабы продают хот-доги и сэндвичи стоят два подростка. Они одеты в почти одинаковые узкие брюки, худи и кеды. Уши обоих заткнуты наушниками ай-подов. И даже колу они отпивают одновременно. Я думаю, возможно, они тоже двойняшки, но их лиц не видно из-под челок и козырьков вязанных кепок.
- Ну я же не знал, что этот Вудворд сторчится так быстро! – возмущается второй, процеживая колу через трубочку.
Они смотрят на экран еще какое-то время молча. Потом один из них произносит: «Все-таки Кэти Пэрри – тупая пизда», и они уходят на платформу.
Майлз Вудворд стоял все это время в двух шагах от них. Капюшон толстовки закрывает верхнюю половину его лица, а шарф нижнюю. На нем кожаная куртка и свободные джинсы. Он стоял за их спинами и смотрел сюжет о себе. О своей прошлой жизни. О мечтах, которые сбываются и тут же покидают тебя.
Я стою в очереди за хот-догами и смотрю на своего брата. Я думаю, что даже если он снимет капюшон – никто его не узнает. Он выглядит хреново. Слишком хреново, даже для рок-звезды.
- Держи, - говорю я, подходя к нему и протягивая хот-дог. – У нас пятая платформа, пойдем.
Поезд уже стоит, мы заходим в вагон и занимаем свои места. Я думала поехать на машине, но поняла, что просто не выдержу дорогу. Я чувствую чудовищную усталость. Я никогда не думала, что буду рыдать, когда уйду с работы, но именно этим я и занималась всю ночь. Мне вдруг начало казаться, что все эти три года я просто недооценивала, в каком крутом месте я работаю, что я недоиспользовала все свои возможности, я не проявила до конца свои способности. И вообще я полное дерьмо с не сложившейся жизнью. Адамс сказал, что я всегда могу вернуться. Дуглас… уже вечером, когда я уходила, сказал, что будет ждать меня.
Свой проект я передала ему. Это было моим условием, которое я поставила Адамсу. Я просто думаю, что Дуг заслужил уже, наконец, признания. Хоть какого-то. И он единственный, кому я доверяла в этой конторе.
У меня чудовищно плохое настроение сейчас. Да и у Майлза тоже. Мы почти не разговариваем и выглядим очень равнодушными. Мы выглядим, как люди, которым уже ничего не интересно.
Мое место в поезде – у окна. Я сразу приваливаюсь к стеклу, достаю из сумки книгу и утыкаюсь в нее. Где-то до Эксетера мы едем молча. Вагон полупустой. Дневными поездами мало кто пользуется.
Потом Майлз говорит: «Ты снова злишься на меня, да?»
Я только тяжело вздыхаю и продолжаю читать книгу.
- Мы надоедаем тем, кого любим. В этом проблема. А уж как нам надоедают те, кто любит нас… Когда хочешь с кем-то разделить свою жизнь…это, наверно, начало конца. Первый шаг в никуда. Ты злишься, я знаю. И за то, что родительское снисхождение достается мне. Любовь тебе, но любовь ведь жестокая штука, да? Снисхождение – честней. И за то, что я ломаю твои планы… Да я ведь тоже в дерьме, Терри… Может так оно и надо.
- Заткнись, а? – не выдерживаю я, и пересаживаюсь на свободное место через проход. На этот раз тяжело вздыхает Майлз, и до Пензанса мы снова не роняем ни слова.
В Пензансе я беру напрокат машину, и мы едем к ферме. Уже смеркается, и до места мы добираемся, когда вокруг уже кромешная тьма.
Мы оставляем сумки в гостиной. Майлз достает из платяного шкафа в кладовке постельное белье для нас.
- Надо включить отопление, - говорю я.
- Я завтра разберусь, - говорит Майлз.
- Может, лучше вызвать мастера?
- Я разберусь, - сухо отвечает мне Майлз.
- Спокойно ночи, - говорю я.
Я ложусь в постель, не снимая свитера и носков. И все равно довольно зябко. Я закутываюсь в одеяло и проваливаюсь в сон практически сразу.
Утром я просыпаюсь по привычке рано, но Майлз уже не спит. Он сидит в одной майке на перилах террасы и смотрит в поле. Я стою, какое-то время, глядя на него через окно, а потом иду в ванную. С удивлением, я обнаруживаю, что бойлер уже подключен.
Собравшись, я выхожу на террасу.
- Оденься, холодно… - негромко говорю я.
- Это же юг! Тут не бывает холодно, - усмехается брат, не оборачиваясь на меня.
- Я съезжу в город за продуктами, - продолжаю я после паузы. – Я могу быть уверена, что мне не придется волноваться за тебя?
- Нет, - спокойно отвечает Майлз, и это сбивает меня с толку. – Ты ведь просто не умеешь не волноваться за меня.
Я машинально запахиваю кофту и глубоко вздыхаю, опуская глаза.
- Я постараюсь не задерживаться, - бубню я себе под нос и спускаюсь по ступеням к гаражу.
Шоссе пустынно, я добираюсь очень быстро – до Пензанса меньше десяти миль. Пока я еду начинается небольшой дождь, но когда я оказываюсь в городе, он прекращается. Я довольно быстро разбираюсь с покупками и теперь глазею в витрину книжной лавки, доедая мороженое. Я слышу, как кто-то окликает мое имя, но думаю, что мне послышалось.
- Эстер! – снова доносится до меня, уже где-то совсем рядом. Я оборачиваюсь и вижу Артура Гиллана, хорошего друга дяди. Мы всегда звали его просто Артур – он знает нас с Майлзом с самого детства. В молодости он служил на флоте, и вообще увлекался морской историей. Когда он приходил к нам в гости, мы с Майлзом обожали слушать его истории про пиратов. В хорошую погоду он и дядя, бывало, брали нас – меня, Майлза и Марка, сына Артура, с собой в море, покататься на яхточке. Мы втроем практически визжали от восторга.
- Эстер, - говорит он еще раз и обнимает меня. Я улыбаюсь и тоже обнимаю его.
- Артур, здравствуйте!
- Сколько я тебя не видел? Года два?
- Да. С похорон дяди… - говорю я, и мы оба неловко замолкаем на какое-то время.
- Какими судьбами здесь?
- Приехала на ферму, в Сеннен, - я махаю рукой на припаркованную машину. – Отдохнуть.
- Вот и правильно, а то пустует дом, а как здесь хорошо! – с энтузиазмом говорит Артур, и вокруг его глаз залегают лучики от улыбки. – Я читал про Майлза… - добавляет он после паузы, понизив голос. – Как он?
- Врачи говорят, что поправится…
Артур кивает и кладет мне руку на плечо, слегка сжимая ладонь.
- Так и будет.
- А как вы? – спрашиваю я, желая сменить тему. – Еще держите бар в Сент-Джасте?
- Конечно! Мне сын с ним помогает, он живет там постоянно. А мы вот с женой зимы проводим в Пензансе. Если честно, я думал, что после колледжа Марк осядет в Плимуте, или переберется в Лондон, но он решил вернуться. Говорит, что принадлежит этим местам… - Артур улыбается с легкой грустью.
- Здорово, что он знает это наверняка… - добавляю я, вздохнув.
- Эстер, может, зайдешь к нам в гости? – предлагает Артур.
Я думаю, что это хорошая идея. Это отвлекло бы меня от моей хандры и мрачного настроения. Но я думаю, что там, на ферме, меня ждет Майлз. Что я обещала ему вернуться скоро.
В итоге, Артур оставляет мне адрес, и мы договариваемся, что я заеду к ним завтра. Я думаю, что эта идея даже лучше, потому что у меня есть и второй повод вернуться в город. Если не сказать – необходимость.
@темы: [fiction]:original, [genre]:drama
-
-
12.12.2009 в 21:21-
-
17.12.2009 в 00:06и про проект..ты просто описала мою среду,в которой я кручусь каждый день)
спасибо,Норма!)спасибоспасибоспасибо
И Майлз с Терри такие чудесные.И Терри с Шоном!все они настоящие.
и про заблевала букингемский дворец - я долго смеялась))
-
-
17.12.2009 в 00:34ole van lukoije И Терри с Шоном!
мм, ты имела ввиду с Дугом?) Шона нету. Шон ушел))
я долго смеялась))
^^
-
-
17.12.2009 в 21:10-
-
30.12.2009 в 23:30-
-
05.01.2010 в 01:32продууу!*стоны в обнимку с ноутбуком*
-
-
10.01.2010 в 01:07спасибо!